— Я не имею права об этом говорить, – сказал он. – Так что, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивайте.
Но Сьюзен было достаточно и такого ответа.
– Прошу прощения, мы немного увлеклись обсуждением одной важной проблемы, – сказала Сьюзен, взглядом давая мужу понять, что расскажет ему обо всем позже. – Познакомьтесь, мистер Гротон, это наши сыновья – Бен и Ник.
Мальчики встали и неловко поклонились. Они, по-видимому, очень боялись, как бы им не пришлось пожимать руку инопланетному чудищу.
— У вас, стало быть, двое? – уточнил уотессунец.
— Да, – подтвердил Том. – А у вас, капитан, есть дети?
— Да. У меня есть дочь.
– Сколько ей лет? – поинтересовалась Сьюзен, наливая гостю несколько глотков вина в надежную фарфоровую чашку.
Капитан Гротон не отвечал так долго, что Сьюзен испугалась, не оскорбила ли она его своим вопросом. Наконец он покачал головой.
– Никак не могу сосчитать. Из-за деформации времени это довольно трудно. К тому же результат вам мало что скажет, ведь наши и ваши годы такие разные.
– Значит, ваша дочь осталась дома?
–Да.
— А ваша жена? Она здесь?
— Моя жена умерла.
— О, простите!.. Вам, наверное, было тяжело расставаться с дочерью?
— Такова необходимость. Я получил назначение и должен был исполнить свой долг.
Сьюзен уже поняла, что блюда, содержащие чересчур много воды, вряд ли будут лучшим угощением для гостя, поэтому она принялась рыться в буфете и вскоре собрала подходящий стол из легких закусок: поджаренные соевые бобы, крекеры, сухофрукты, кедровые орешки и сладкий картофель на десерт – все пошло в дело. Пока Том тщетно пытался увлечь капитана разговором о рыбалке, Сьюзен поставила разогреваться предназначавшуюся для людей пиццу и отправила Бена кормить собаку, которая вот уже некоторое время скреблась в дверь черного хода. Ник включил «Геймбой», и ей пришлось попросить сына приглушить звук, потому что грохот атомных взрывов и вой звездо-летных двигателей мешали ей разговаривать с гостем. В целом, однако, Сьюзен чувствовала себя достаточно комфортно – она уже привыкла к хаосу, который создавали в доме постоянные гости и присутствие двух сыновей-подростков.
– А что вы едите там, у себя? – спросила она Гротона, когда ей представилась такая возможность.
Капитан пожал плечами.
— Мы не уделяем еде так много внимания, как вы. Впрочем, мы всеядны, поэтому идет в пищу почти все.
— Пожалуй, нам придется присматривать за нашими собаками, – пробормотал вернувшийся Бен. – Иначе кое-кто может лишиться своих любимцев.
– Бен!.. – одернула сына Сьюзен.
Капитан Гротон взглянул на Бена своими похожими на мраморные шарики глазами.
– Ваш домашний скот нас не интересует.
Все четверо людей в ужасе уставились на уотессунца.
— Наши собаки – не скот! – выпалил Бен.
— Тогда зачем вы их держите? – удивился Гротон.
— Для компании, – объяснил Том.
— Для удовольствия, – сказал Бен.
— Домашние любимцы напоминают нам о том, что мы не животные, а люди, что мы – разумны. Если бы их не было, мы могли бы об этом забыть, – добавила Сьюзен.
— А-а, понимаю, – сказал капитан. – У нас тоже многие придерживаются подобных взглядов.
Возникла неловкая пауза, в продолжение которой люди старались представить, как могут выглядеть домашние животные уотессунцев. Выручил их короткий сигнал таймера. Из микроволновки появилась пицца, и вскоре на кухне снова стоял дым коромыслом.
В интернете Сьюзен прочла, что уотессунцы едят совсем немного, но капитан Гротон был, по- видимому, исключением из правил. Он попробовал буквально все, что она выставила на стол, и даже съел два ломтика пиццы.
Чтобы гость не увидел, как стол, посуда и приборы будут подвергаться воздействию смертельно опасной жидкости, Сьюзен предложила ему выйти во двор, пока Том и дети будут прибираться. На стук сетчатой двери тотчас примчался пес, которого Бен забыл привязать. Ему очень хотелось обнюхать пришельца, но Сьюзен схватила его за ошейник и затолкала в кухню. Потом она повела уотессунца прочь от дома, в сгустившиеся сырые сумерки, звеневшие от песен сверчков и цикад.
Это был прекрасный летний вечер, какие бывают только на Среднем Западе с его теплым, мягким климатом. Просторный задний двор Эбернати упирался в реку; высокий каменистый берег, густо заросший сумахом и диким виноградом, круто обрывался вниз. Сначала Сьюзен хотела отвести гостя на лужайку у обрыва, но, вспомнив о его специфическом отношении к воде, свернула в сторону. В дальнем углу двора, заросшем кустарниками и деревьями, она села на качели, свисавшие с раскидистого, кряжистого дуба. Старые веревки негромко скрипнули, зашуршала листва. Под дубом было еще темнее, чем у обрыва; темнота и тишина располагали к приятным размышлениям, и Сьюзен, слегка раскачиваясь на качелях, не могла не вспомнить о множестве других столь же чудесных вечеров.
Вскоре, однако, ее мысли изменили свой плавный ход. Раньше Сьюзен почти не задумывалась, сколь сильно и глубоко она любит город, в котором прошла вся ее жизнь. Но теперь, когда над городом нависла угроза, Сьюзен не могла представить, как она сможет обходиться без него. Глядя на темные кусты, на фоне которых парили крупные светляки, она спросила, даже не пытаясь скрыть охватившей ее печали:
– Скажите, капитан, разве все это не кажется вам прекрасным? Он не ответил, и Сьюзен, повернувшись в его сторону, увидела,
что уотессунец, погрузившись в глубокую задумчивость, тоже вглядывается во мрак.
– Простите, вы что-то спросили? – сказал он, очнувшись. Вместо того, чтобы повторить свой вопрос, Сьюзен проговорила:
– Я думаю, у каждого человека есть свое особое место, с которым он сроднился и без которого не мыслит себя. Все мы можем восторгаться другими, быть может, более красивыми местами, но родной край всегда остается ближе и милей. Оканогган-Лип – моя родина, и здесь мои корни. Вы меня понимаете?..
– Да, – кивнул Гротон.
– Значит, вы в состоянии понять, что мы испытываем и что означает для нас эта ваша… этот ваш план. Конечно, мы можем много рассуждать, сколько труда мы вложили в эту землю, спорить о размере компенсации и прочем, но в действительности мы просто пытаемся как-то заглушить нашу боль. Истина, капитан, заключается в том, что мы любим наш город, нашу реку, нашу долину… Каждый из нас накрепко привязан к этой земле, и разорвать эту связь очень и очень непросто.
Капитан Гротон молчал так долго, что Сьюзен перестала раскачиваться и пристально посмотрела на него.
– Да, я понимаю, – сказал он.
— Правда? – переспросила она, не в силах совладать со всколыхнувшейся в сердце надеждой.
— Я понимаю, – повторил он. – Но это ничего не изменит. Мне очень жаль, Сьюзен.
Сдерживая разочарование, она вглядывалась в его бугристое лицо. Теперь, когда она немного привыкла к уотессунцу, он уже не казался ей вылепленным из глины и камней. Даже фигура его как будто стала немного изящнее. Вот он совсем по-человечески нетерпеливо взмахнул рукой и сказал:
– Ну почему вы, люди, так любите выражать недовольство? Можно подумать, вы жить не способны как-то иначе – чтобы не протестовать, не сопротивляться, не бороться с неизбежным! Со стороны это выглядит очень незрело, по-детски и к тому же серьезно осложняет жизнь и вам, и нам.
— Но, капитан, согласитесь: есть вещи, с которыми нельзя не бороться!
