вздрогнула при мысли о том, что ей снова придется пройти полный психологический мониторинг. — И ты… — Она расстегнула лямки парашютного комплекта и выкинула его в открытую грузовую дверь. Ветер завертел его и унес вниз за считанные мгновения. — Обратно я попаду с черным корешком, а ты знаешь, что это значит.
Не был так называемый «черный корешок» никаким знаком дисциплинарного взыскания. Он значил «допрос и уничтожение».
— Тебе некуда деваться.
— Что ты делаешь?! — закричала Домино в ужасе.
Аллегро шагнула к двери. Воздушный поток там был такой силы, что ее едва не сбило с ног. Она, не мигая, смотрела на подругу.
— Видишь, я тоже знаю, что делать.
Она сделала еще один шаг, и бешеный ветер засосал ее в темную пропасть под самолетом. Ощущая всю силу огромного давления воздуха, Аллегро начала свое падение. Она неслась к земле с огромной скоростью, но из-за, сопротивления воздуха у нее возникло ощущение полета. Животом к земле, расправив руки и ноги в попытке замедлить падение. Но земля приближалась с удивительной быстротой. Наверное, это должно было напугать, но страха Аллегро не чувствовала вовсе.
Когда Домино врезалась в нее сверху, удар был жуткой силы — из легких Аллегро вышибло почти весь воздух. Остальное Домино выжала, когда стиснула ее за талию. Лука соединила карабином их обвязку и немедленно дернула кольцо, выпуская парашют. Рывок, и они повисли на стропах, парашют раскрылся.
— Успела по мне соскучиться? — срывая голос, проорала Аллегро.
Домино не ответила.
Их суммарный вес был слишком велик, поэтому они снижались слишком быстро, особенно, учитывая, что парашют был рассчитан на одного человека. Земля неслась им навстречу с неумолимой скоростью. Аллегро знала, что приземление будет далеко не мягким.
Удар пришелся по ногам и мышцам бедер, потому что приземление было в сцепке. Домино увязла по пояс в снегу, сверху их накрыло парашютом. Домино постаралась, как можно скорее, отпустить карабин. Переводя дыхание, они выпутывались.
— Рада, что ты ко мне все-таки присоединилась, — сказала Аллегро, выпуская облачка пара.
— Да пошла ты! — Заорала Домино, накидываясь на нее с кулаками и повалив в снег.
Аллегро отбивалась, угощая Луку тумаками втрое сильнее.
— Сама пошла, — она грубо оттолкнула подругу. — Думаешь, я могла тебе позволить идти на самоубийственное задание?
Не успела Аллегро и фразу закончить, как Домино ее снова повалила.
— И как ты, черт возьми, назовешь то, что сама только что сделала? Мы могли погибнуть.
— Но не погибли же. Я видела размер парашютов, — спокойно сказала она. — Я знала, что у нас все получится.
— Да ты понимаешь, на какой риск ты пошла? — кричала Домино.
— О, внезапно ей стало не безразлично, останется ли она в живых!
— Я к таким вещам никогда безразлично не относилась, ты безрассудная идиотка! — Домино снова ударила ее, что есть силы.
— Это я то идиотка? Это ты пытаешься саму себя скомпрометировать, ты хочешь перечеркнуть всю свою жизнь.
— Слушай, это моя жизнь, — настаивала Домино.
— Вот в этом-то и состоит твоя проблема, Лука. Ты думаешь, что твоя жизнь принадлежит тебе. Экстренный выпуск новостей, детка: это не так. Никогда не принадлежала, и не будет. — Аллегро взглянула ей в глаза. Холода она не чувствовала, но видела, что при каждом выдохе изо рта Домино, вырывается белый пар. — Никому из нас не дано уйти. Нас купили, нам платят. И мы принадлежим им, такова уж судьба.
Когда эти слова прозвучали, Домино прекратила бешено стискивать запястья Аллегро и села, обхватив колени руками.
— Миша, как ты это делаешь? — спросила она упавшим голосом. — Как ты можешь жить, видя все это?
Аллегро так и лежала, как будто Домино все еще вжимала ее в снег, лишь слегка приподнялась на локтях.
— Я предпочитаю абстрагироваться, чтобы не чувствовать.
— Чушь. Из всех кого я знаю, ты живешь, ты чувствуешь, как никто другой.
— Приглядись, Лука. Все свои эмоции я только изображаю. И позитивные, и негативные. Мне удалось стать профессионалом, я не только какую-то другую личность могу имитировать, но и собственные чувства.
Домино потрясла головой.
— И как ты можешь так жить? Не позволяя чему бы то ни было касаться тебя?
— А кто о жизни говорил? Это выживание. У меня сердце бьется быстрее только от скорости. Я заставляю себя идти на разные вещи только потому, что хочу проверить, где мой предел, и сохранился ли еще страх смерти. — Она пожала плечами. — Иногда помогает.
— Тебе не раз приходилось бороться за жизнь. — Домино подалась вперед, ей хотелось видеть лицо Аллегро. — Хочешь сказать, тебе никогда не было страшно?
— Я чувствую только, что необходимо выжить. Это чисто на инстинктах.
— Ну, нет, Миша. Мы вместе были на разных заданиях. Я видела страх в твоих глазах.
Аллегро отвела взгляд. Она вздохнула, клубы пара сорвались с губ, она смотрела, как молочные завитки растворились в темноте.
— Да. И именно поэтому я не могу позволить тебе так поступить с собой. Или со мной. — Это признание далось ей труднее, чем любое из заданий за всю ее жизнь. — По крайней мере, пока ты здесь, пока ты со мной, страх остается. Я не за себя боюсь, а за тебя. То, что ты рядом, мой единственный человек в этом гребаном мире, за кого я беспокоюсь, и заставляет меня чувствовать, что мне есть, чего бояться. Я боюсь потерять тебя. Когда ты рядом, я чувствую, что есть кто-то, кто переживает за меня.
— И ты права, я переживаю.
Аллегро села, взглянула в глаза Домино.
— Не обманывай себя, Лука. Они не станут колебаться, они уберут нас, если потребуется, чтобы защитить свою драгоценную Организацию. Они вкладывались в то, чтобы вырастить из них профессиональных убийц, они не в семейные ценности вкладывались. Если нас придется убрать, пожалеют они только о деньгах и времени, которые на нас потрачены.
— Почему ты не бежишь? — спросила Домино. — Если ты ничего не боишься?
— Я бегу. Всякий раз, когда у меня есть шанс. И желательно, как можно быстрее и дальше. Всегда устремляюсь к финишной черте: вдруг, она последняя.
— Я имею в виду,
Аллегро не ответила. Звук мотора вдалеке пронзил тишину. Она поднялась и стала собирать парашют, но Домино положила руку ей на плечо, останавливая.
— Мишель!
— Я не сумасшедшая, Лука, — устало ответила она, глядя в направлении приближающегося джипа. — Покоя мне никогда не будет. Всю оставшуюся жизнь мне придется оглядываться. И потом, — она снова повернулась к Домино, — Какой смысл бежать, если финиша просто нет? Если бежать некуда?
Аллегро медленно выдохнула, возвращаясь в настоящее. С того дня прошло три года, но воспоминания были еще так свежи, словно все было вчера. От ужаса едва ли не немели губы. Аллегро достала мобильный и набрала Домино.
— Алло? — подруга ответила осторожно, но это ничуть не удивило Аллегро. Ее номер знали единицы, кроме того, у Аллегро стоял шифратор, поэтому номер не определялся.
— Ну и не дерьмо ли это — отдавать долги, особенно, когда какая-то дрянь звонит тебе, чтобы их
