пожелала.
— Тогда я принесу сюда оба чайника, и наливайте себе сами, — постановила она, с трудом поднялась из кресла (все-таки ей было ближе к восьмидесяти, чем к семидесяти) и пошла на кухню. Не оборачиваясь, сказала: — Об этом и я все время думаю. Знал или нет.
— Как я, собственно, понимаю случившееся… — начал я, налив себе вторую чашку. — Олег Николаевич рассказал мне о своих исследованиях по теории простых чисел, когда мы уже вдоволь наспорились о происхождении маломассивных черных дыр и о том, существовала ли на самом деле сингулярность в момент Большого взрыва. Знаете, я не ожидал… То есть не ожидал от математика такого знания довольно частных проблем космологии — я сам не читал некоторых работ, которые довольно точно цитировал Олег Николаевич… Это было недели через две после нашего знакомства. Я чувствовал, что Олегу Николаевичу интереснее обсуждать проблемы астрофизики, чем математики. У меня, знаете, сложилось впечатление, что он и в поселок переехал, и из института ушел, потому что математика ему надоела до чертиков, он в ней разочаровался и решил все бросить… Вообще-то я был уверен, что такое невозможно — чтобы научный работник (терпеть не могу, кстати, слово «ученый», оно мне напоминает о коте, бродящем по цепи кругом) вдруг бросил заниматься делом. Была какая-то иная причина, о которой я не спрашивал, конечно…
Так вот, сидели мы за полночь, пора было уже расходиться, как вдруг Олег Николаевич посмотрел мне в глаза и сказал:
«Завтра вам лучше не выходить из дома. Посуетитесь здесь, в квартире, подумайте, нужно ли ставить на зиму вторые рамы, ну, что-нибудь нейтральное…»
«А что такое?» — забеспокоился я. Почему-то вспомнил, что на завтра намечено какое-то мероприятие, в поселке соберется много народа, а может, милиция будет кого-то ловить, глупая идея, но мало ли что приходит в голову, когда тебе неожиданно объявляют, что лучше посидеть дома.
«Просто… — протянул Олег Николаевич. — Вы ведь родились третьего апреля сорок восьмого? Значит, завтра будет двадцать две тысячи четырехсотый день вашей жизни».
«Может, и так, — согласился я. — Никогда не считал дни, а у вас это быстро получилось. В уме?»
Он покачал головой:
«Нет, счетчик из меня плохой. Прикинул на калькуляторе и решил вас предупредить. Береженого Бог бережет, знаете…»
«Вы увлекаетесь нумерологией?» — поразился я, мне показалось, что Олег Николаевич произвел какие-то манипуляции с датой моего рождения, что-то к чему-то прибавил.
«Нет, — сухо сказал он. — Просто на завтра у вас приходится очень сильное сгущение простых чисел, и следовательно, велика вероятность принятия неверного решения, поскольку в том, какое именно решение вы должны будете принять, я вам никак помочь не смогу».
Я продолжал смотреть на него, не очень понимая сказанное.
«Я вам расскажу, — сказал он неуверенно и посмотрел на часы, — но, может, не сейчас? Все-таки уже первый час… Завтра вечером…»
«Почему не сейчас? — настаивал я. — Засыпаю я плохо, спать не хочется…»
«Хорошо, — согласился он. — В конце концов… Да. В общем, ладно. Идею-то я могу изложить в двух словах, но вы, будучи научным работником, мне, конечно, не поверите на слово, а вот доказывать что к чему мне придется долго, это уж точно не сегодня… Началось с того, что еще в школе я вычитал в «Кванте» задачку по теории чисел — о том, как рассчитать многозначное простое число. Мне казалось, что это легко, и я с удивлением узнал, сколько больших математиков потратили лучшие годы жизни, чтобы вывести алгоритм расчета простых чисел. Стало интересно, я нашел какие-то книги… Узнал, что на числовой оси простые числа располагаются не равномерно, а сгущениями… идет длинный ряд чисел, где нет ни одного простого, и вдруг — как остров в океане — сразу несколько десятков простых чисел почти подряд, есть даже числа-близнецы, одно всего на двойку больше другого… А потом опять длинный просвет… Это очень интересно, я стал копать дальше и начал обнаруживать такие удивительные вещи… Собственно, прочитать о свойствах простых чисел можно в любом вузовском учебнике, но для меня-то это было откровением! И я бы, скорее всего, уже в институте стал заниматься именно простыми числами, если бы не другая мысль, которая пришла в голову тогда же и заставила принять иное решение…
Наверное, только мальчишке, помешанному на арифметике, такая мысль вообще могла прийти в голову. Будь я старше и знай то, что узнал в институте… Но мне было пятнадцать, я запоем читал фантастику, все в моей голове перемешалось: числовые ряды, полеты к звездам, генетика, в которой я ничего не понимал, но в фантастике было тогда много рассказов о преобразовании организма… Подумал я вот что: человеческая жизнь конечна, и за семьдесят с чем-то лет сердце человека успевает сделать сколько-то ударов, легкие успевают сделать сколько-то вдохов и выдохов, вы успеваете пройти конечное число шагов и провести во сне некоторое, вполне поддающееся расчету, число часов, минут и секунд. В общем, вся наша жизнь — это, с точки зрения теории чисел, некоторое количество счетных множеств, описывающих все факторы нашего существования».
Тут я его прервал, потому что, как мне показалось, увидел в рассуждениях слабое место.
«А смысл какой? — сказал я. — Ну, узнают мои родственники после моей смерти, что я за свою жизнь успел сделать сколько-то миллионов вздохов и сколько-то шагов. Что им даст такое знание?»
«Дело совсем не в этом, — сказал Олег Николаевич, посмотрев на меня с сожалением. — Подобные глупости могут заинтересовать только любителей собирать всякие числа независимо от того, есть ли в них какой-то смысл. Вроде тех, кто удивляется истории Людовика XVI: ему предсказали, что он умрет двадцать первого числа, и он всю жизнь в этот день месяца не покидал своей спальни. Но 21 июня 1791 года Людовика и Марию-Антуанетту арестовали, 21 сентября 1792 года во Франции провозгласили республику, а 21 января 1793 года короля казнили. Почему столько совпадений?»
«Действительно, почему?» — спросил я, но Олег Николаевич не стал на этот вопрос отвечать, только рукой повел: не нужно, мол, отклоняться от темы.
«Каждый день, — продолжал он, — каждую минуту, а порой и ежесекундно мы принимаем какое-то решение — важное или неважное, простое или сложное. Это как дыхание, понимаете? Человек не может не дышать, он умрет. И жить, не производя каждую минуту тот или иной выбор, человек не может тоже. Иначе он застынет, как буриданов осел меж двух охапок сена. И умрет — не от голода, а от мыслительного ступора. Число решений, количество сделанных нами в течение жизни актов выбора — оно тоже конечно, как конечно число ударов сердца. Но! Биение сердца, вздохи, движения — все это процессы бессознательные, вероятность их равна единице на протяжении всей числовой оси, связанной с нашей жизнью. Или нулю — если сердце останавливается и жизнь прекращается. Бессознательные процессы можно описать функцией, которая обратна известной дельта-функции, вы же знаете: она равна нулю во всех точках, кроме одной, но в этой единственной точке…»
«Да-да, — быстро прервал я, — продолжайте».
«А принятие решения — процесс сознательный и этим отличается от всех прочих процессов, связанных с жизнедеятельностью. Решаем мы сами. Да или нет. Пойти или остаться. Ударить или подставить вторую щеку. Это наш сознательный выбор. Число таких решений, принимаемых нами в течение жизни, ограничено, как число сердечных сокращений. Но, в отличие от последних, вероятности принятия тех или иных решений равны не единице или нулю, а какому-то числу между этими значениями».
«И вы решили вычислить…»
«Нет, это слишком сложно… То есть представлялось мне слишком сложным тогда, в пятнадцать лет. Я подумал о другом. Если число принимаемых нами решений ограничено, то можно считать за нуль все решения, принимаемые бессознательно — до какого-то возраста, у всех по-разному, но в среднем, как я потом выяснил, начитавшись медицинской литературы, до девяти-десяти месяцев. А потом в организме включается счетчик: вы начинаете принимать осознанные решения — первое, второе, третье… энное… эн плюс первое… Но ведь все принимаемые вами решения, каждый ваш выбор — это, в принципе, те или иные события в вашей жизни. Важные, неважные, очень важные, круто все меняющие и не меняющие практически ничего. И у каждого такого выбора есть свой порядковый номер, как у ударов сердца. Эти числа должны тоже отличаться друг от друга своими свойствами! Для меня — а я был уже тогда помешан на
