Эпоха. Все эти сигнусы и сирены — жалкие мутанты, расы бессильных карликов. Мы же уготовлены для встречи великанов…
— Не так! — неожиданно резко возразил Иоанн. — Волшебная птица толкует совсем об ином. Разве не Откровение Иоанна Богослова слышали мы из ее уст? А значит, Конец Света наступил, и Суд скоро состоится. Следовательно, не в аду мы, но в чистилище. Испытание сие…
Святой умолк на полуслове — Зов напомнил о себе. И они пошли.
На Никитскую яйлу перешли быстро. Олег каким-то шестым чувством нащупал, где некогда проходила Романовская трасса. Идти по разнотравью, утыканному редкими сосенками, было легко, Олег ни разу не сбился с пути, выйдя точно к Никитскому перевалу.
Зов тянул дальше, уже в сумерках они скатились в предгорья. Олег был в ударе — он держал оптимальное направление по складкам рельефа, находил удобные сокращенки. Иногда путь преграждали неглубокие обрывы — два-три метра. К удивлению астронома, и Таис, и Иоанн проявляли недюжинную ловкость, ну а Ефросинья не раздумывая сигала вниз, группируясь при падении, словно некогда успела закончить Высшее Рязанское училище ВДВ. И Дитмар поглядывал на нее с все большим одобрением.
Буковый лес закончился, пошел сосняк, тьма сгустилась до непроницаемости. Зов ослабил хватку, немец объявил привал. Снова развели костер, снова оленина и фляга.
— Скажи, воительница, — поинтересовался эсэсовец у девицы, — ты все еще не помнишь, как ты умерла?
— Ага, вот тебе! — девица скрутила из пальцев незамысловатую фигуру и сунула ее под нос фон Вернеру. — Не умерла я. И вообще, где это мы?
— Земля тавроскифов и готов, — откликнулся Иоанн.
— Ого! — подивилась Ефросинья. — А ты не пялься! — прикрикнула она на Дитмара и натянула сарафан на колени. — Ишь, зенки вылупил! Смотри, нрав у меня крутой. Могу и не понять.
Расходилась девка, подумалось Олегу. Чудное все же создание. Как не от мира сего.
— Но не Таврида сие, — продолжал Иоанн.
— А ты, однобожец, вообще молчи! Много тебе твой крест помог, можно подумать, ага… Таврида, значит. Не умерла я, обалдуй! Сразилась с исконным врагом своим, Темным Волхвом Чернокиром. Думала, что одолела, ан нет. Не иначе колдовством его окаянным сюда заброшена…
Взошла Луна, и в серебристом свете ее видимы стали кроны сосен, узор палой хвои, белесые пятна валунов. Где-то вдали раздался пересвист хатулей. Зов снова заворочался, подтолкнул.
— Выступаем, — Дитмар уже был на ногах. — К утру надо дойти. Успеем? — это Олегу.
— Должны, — заверил астроном.
Отыскал на фоне неба Ай-Петри. Знаменитые зубцы уже не терзали высь, снесенные древними катаклизмами. И все-таки вершину горы в лунном сиянии узнать было можно. Хороший ориентир, держим впереди и правее.
Иоанн неожиданно вынырнул из зарослей — когда это он успел отлучиться? — с толстой, грубо отесанной жердью, почти дубиной в руках и протянул ее Таис:
— Возьми, сестра. Ибо воистину.
Гречанка приняла оружие, прикинула вес и, перехватив за середину, неожиданно резко крутанула взад-вперед — да так, что воздух засвистел. Однако, подумал Олег, редкая для женщины выносливость и ловкость. Конечно, в сравнении с электрическими шуточками Ефросиньи — сущий пустяк, но все-таки. Истиннолюди, истиннолюди…
— Веди, Олег, — распорядился Дитмар. — И побыстрее. Ощущаешь?
Он ощущал. Зов тянул так, что противиться стало невыносимо.
Серые сумерки пролились над лесом, когда отряд погрузился в зеленое море. Искать направление не было нужды — Зов указывал его очень точно, в глубь джунглей, туда, где, наверное, когда-то была Алупка. Олег, сколько ни присматривался, не мог найти ни одного знакомого крымского растения. Лианы, диковинные, ощетинившиеся шипами кусты… Зато живности прибавилось — и неприятной. Несколько раз Иоанн разрубал плотную паутину. Судя по толщине оной, пауки тут водились изрядные. Под ногами сновали скорпионы и многоножки — размером с кота.
Смутное беспокойство овладело Олегом, и он быстро обнаружил причину этого беспокойства. Пока их охраняет Зов. Пока. Но тот, на помощь которому они спешат, может воскреснуть в любую минуту. Зов оборвется, и тогда… Но и если они успеют — придется принимать бой со всей этой нечистью да еще и приводить в чувство ничего не понимающего «новорожденного». Ох… Так вот чего боялся Дитмар, вот почему не хотел тратить впустую заряды!
И Зов оборвался. Огромное облегчение, но и чудовищная слабость в ногах.
— Рассредоточиться! — раздался громовой рык Дитмара. — Каждый держит свой сектор, продолжаем движение по направлению. Он где-то рядом!
Почему «он», а не «она», успел подумать Олег, но предостерегающе крикнула Таис, указывая наверх — прямо на голову ему пикировал чудовищный паук. Астроном наобум махнул топориком — и попал. Треснул хитин, брызнула зеленая слизь.
— Вперед! — гаркнул Дитмар. — Мужчины отслеживают верх, женщины — низ!
Дробный сухой треск перекрыл его голос. Треск повторился. Будто кто-то рвал полотно на длинные полосы. За треском последовал яростный крик. Человеческий.
Снова раздался треск, на этот раз совсем короткий. Автоматная очередь, сообразил астроном, бросаясь следом за гауптштурмфюрером. Вскоре их вынесло на небольшую прогалину. Олег, не успев притормозить, наткнулся на спину фон Вернера. Тот обернулся, лицо его казалось заплаканным. Но, конечно, немец не плакал, он был в ярости.
— Опоздали! — выкрикнул он. — Оглоблю в задницу матери твоих предков! Послушали песенок! Пофилософствовали! Катиться тебе с трех гор на собственных ягодицах!
— Твою ж мать…
— Мужик же был… — проговорил барон фон Вернер. — Солдат…
Да, солдат. Молоденький. Необмятая гимнастерка. Галифе. Кирзачи. Малиновые петлицы без знаков различия. Рядовой пехотный Ваня. Пальцы все еще сжимают автомат с диском. Гильзы тускло отблескивают в траве. Много гильз. Эх…
— Радуйся, барон, — сказал Олег. — Он мог запросто очередь в брюхо тебе всадить…
Гауптштурмфюрер охлопал нагрудные карманы красноармейской гимнастерки, расстегнул правый, вынул черный пластмассовый цилиндрик, протянул Олегу. Астроном бездумно повертел цилиндрик в руке, сунул в карман брюк.
— Как же его?.. Ага… в шею, значит…
Дитмар показал Олегу черные дырки в шее пехотинца, по одной с каждой стороны. Из дырок сочилась зеленоватая слизь.
— Похоронить бы, — сказал астроном.
— Некогда, — отрезал немец. — Без нас похоронят. Сейчас начнется…
Олег снял пиджак, накрыл им лицо красноармейца, положил сверху ППШ.
Девицы молчали. Монах скороговоркой бормотал: «Упокой, Господи, душу раба твоего…»
— Теперь мы добыча, — сказал Дитмар. — В гору лезть долго, не пробьемся. Идем на запад, джунгли скоро закончатся. Я первым, замыкает Ефросинья. Вперед!
Они двинулись спорым шагом. Джунгли не заставили себя ждать. Какой-то крокодиловепрь, ломая кустарник, атаковал отряд с фланга, обрушившись на Таис. Гречанка увернулась легким, почти танцующим движением. Вепрь вломился в безобидный с виду куст, покрытый алыми маслянистыми цветами. Забился, завизжал. Цветы, словно сотни алчных ртов, приникли к его шкуре. Похоже, намертво. Под аккомпанемент затихающего визга люди продолжили путь. Но тут же попали в окружение мелких, не крупнее таксы, диких собак.
Собак было много. Дитмар попытался пугнуть их огнем, но только зря потратил выстрелы. Потеряв трех особей, псы кинулись на него сворой в десяток. Воительница с монахом заработали мечами. Таис гвоздила дубиной, а Олег колошматил обушком топора, быстро сообразив, что так надежнее. Все же силы были не равны, но тут снова заговорил плазмоган немца, и стая вдруг кинулась врассыпную, мгновенно
