скрывшись в зарослях.
— Снял вожака, — коротко пояснил немец. — Вон там прятался.
Раздумывать, что за странный вожак, который руководит боем с изрядного расстояния, астроному было недосуг. Только фон Вернер хрипло каркнул: «Вперед!» — как что-то просвистело в воздухе, и святой оказался пригвожденным к стволу древнего граба. Почти распят.
Тело монаха крест-накрест захлестнуло полупрозрачной нитью, концы которой оканчивались черными зазубренными шипами. Олег подскочил к Иоанну первым и увидел, что из середины этого чудовищного распятия растет то ли шея, то ли мясистый стебель, увенчанный зубастой головкой-бутоном. Астроном не стал дожидаться, покуда эти зубы вопьются монаху в лицо. Он отсек бутон, разрубил нити у основания шипов.
— Спаси тебя Бог, рус! — выдохнул Иоанн, с отвращением сдирая с себя остатки мерзкой ловушки.
— Все целы? — спросил Дитмар. — Тогда — бегом!
Бегом не вышло. Джунгли как с цепи сорвались. Скоро Олег перестал различать, что именно на них нападает. Какие-то летающие радужные змеи, щетинистые, ревущие, как бомбардировщики, громадные комары, прыгающие двухвостые скорпионы. Дитмар палил направо и налево, не жалея зарядов, и вполне оправдывал звание альпийского стрелка. Ефросинью попыталась ухватить гигантская многоножка, неожиданно воспрянувшая из груды палой листвы. Дева-воительница мотнула соломенной головой, и коса — астроном не поверил бы, если бы не видел собственными глазами — рассекла многоножку пополам.
И вдруг как-то сразу все закончилось. Отряд вывалился на обширную поляну, за которой начиналась обычная роща обычных деревьев. Посреди поляны все, не сговариваясь, повалились на землю.
Солнце уже палило вовсю, и Олегу захотелось в тень, в рощу, но раздался знакомый переливчатый посвист. Сверху. Ему ответил такой же — со стороны моря. Хатули, бес им в ребро.
Трава зашевелилась, по поляне поплыли размытые силуэты. Сколько их было, не сосчитать. Больше двух — это точно.
— К бою! — скомандовал фон Вернер.
Но хатули не спешили нападать. Взяв людей в полукольцо, оттеснили их к роще. И Олег понял зачем. Раздутые, как бутылки, стволы. Разверстые розовые дупла. А вот корнещупальца… Хрен их в такой траве разглядишь. Хатули застыли и сделались совершенно невидимы.
— Живоглоты! — крикнул астроном.
Дитмар выхватил плазмоган и повел стволом, стараясь захватить площадь побольше, чтобы выцелить хоть одного хищника. Зацепил. Истошный визг, запах паленой шкуры, и обезумевший от боли зверь ринулся на гауптштурмфюрера. Наперерез бросилась Ефросинья, махнула косой… и располовинила голову хищника.
— Во имя Перуна! — торжествующе воскликнула она.
— Не боишься? — бросил Дитмар.
— В муромских лесах и не такие чудища…
Дева не договорила. Корнещупальце ухватило ее сразу за обе ноги. Воительница упала ничком, живоглот поволок ее к разверстой пасти. Дитмар повел плазмоганом, но тщетно — битва в джунглях съела весь заряд. Живоглот тянул быстро, и никто не смог бы помочь Ефросинье, однако она мгновенно перевернулась, села на пятую точку и уже у самой пасти живоглота ударом меча обрубила оба корня.
Нервы у девки железные, подумал Олег. Посмотрел на поверженного кота. Серая бесшерстая шкура потеряла способность к мимикрии. На льва хатуль походил лишь строением тела. Рассеченный череп более подошел бы… лемуру. Да, глазастому лемуру с толстыми, мясистыми губами и круглыми перепончатыми ушами. Странное существо. Рот как у травоядного. Но когти…
Еще один хатуль, помельче, прыгнул на Дитмара, тот отскочил в мелкий кустарник, но удара лапой по плечу не избежал. Бесполезный плазмоган отлетел в сторону. Олег бросился к нему, наклонился, чтобы поднять. Тонкий вибрирующий корень обхватил его запястье. Астроном тюкнул по нему хазарским топориком. Корень отстал. Олег взял плазмоган, выпрямился.
Неосторожного хатуля прихватило сразу четырьмя корнещупальцами и жадно влекло к дуплу. Дупло раздалось вширь и ввысь, принимая столь крупную жертву. Ствол лжеплатана охватила сладостная дрожь, когда задняя часть жертвы погрузилась в пасть. Хатуль кричал и бился, и это было настолько страшно, что Олегу стало жаль несчастного хищника. В считаные минуты все было кончено. Пасть сомкнулась, вопль хатуля оборвался.
Олег с Иоанном, всматриваясь в траву, чтобы не нарваться на очередное щупальце, поспешили к Дитмару.
Барон фон Вернер лежал на земле, тяжело дыша, с закрытыми глазами. Гимнастерка его была изодрана. Кровоточили порезы на плече и груди. Иоанн наклонился, осторожно осмотрел раны.
— Господь милостив, — сказал он. — Раны неглубокие, но надо перевязать.
Он посмотрел на женщин и передал Таис меч. Таис кивнула и, надрезав тунику, отодрала изрядный кусок ткани, обнажив точеные колени. Иоанн ловко порвал ткань на бинты.
— Помоги, — обратился он к Олегу.
Вместе они стащили с Дитмара гимнастерку, промыли раны остатками воды из гибкой бутыли, перевязали.
— Что будем делать, рус? — спросил монах.
— Надо бы отнести его к морю, — откликнулся астроном без особой уверенности. — Здесь оставаться нельзя…
— Не надо меня нести, — сказал барон. — Идти некуда. Через живоглотов не пройдем, а хатули умеют ждать… И верни мое оружие.
Астроном отдал плазмоган.
Немец приподнялся на локтях.
— Их тут еще штук пять. Не выпустят.
— А вот я их мечом, — пригрозила Ефросинья.
Немец засмеялся.
— Лучше встретить смерть в честном поединке, чем сдохнуть с голодухи! — упрямилась Ефросинья.
— А пугануть перуновым огнем? — предложил Олег.
— Нельзя взывать к Воителю, пока не минет ночь и еще ночь, — разъяснила дева. — Биться надобно. Или молить богов, глядишь, смилостивятся. Давай, однобожец, твоя братия, помню, врала, что ваш Христос все может.
Иоанн осенил себя крестным знамением и, преклонив колени, принялся творить молитву.
— Я тоже помолюсь богам, Громовержцу и Артемиде, — добавила Таис. — Но мне нечего принести им в жертву.
Фон Вернер болезненно скривился.
— В мешке последний кусок мяса, нам уже не понадобится, так что отдай своим богам. Огня, девочка, правда, нет. Уж не обессудь.
Дурдом, подумал Олег. Снова оглядел поляну.
Да, хатули были здесь. Больше не нападали, но их короткие перемещения иногда отслеживались по размытым силуэтам. Что ж, похоже, пришло время умирать второй раз. Права Ефросинья — лучше в бою… Вдруг кто-нибудь да прорвется.
Внезапно хатули засвистели. Все разом. Свист не такой, как обычно — переливчатый, а странно- тревожный, прямо мурашки по коже.
И было от чего. Из джунглей ломилось что-то страшное. Олег подскочил как ужаленный.
— Перун Громовержец… — запричитала Ефросинья. — Кострома Благодатная… Мамочка…
Она схватилась за меч. Неведомое чудовище приблизилось, и хатули прыснули в разные стороны, как стая дворовых котов, на которых вылили из окна ушат воды. Плоская змеиная голова неведомого зверя была щедро оснащена острыми клыками, над ними извивались трубчатые щупальца, а из глазниц бил огонь, от которого сразу занимались трава и кустарник. Клыками чудовище вспарывало суглинок, прокапывая неглубокую траншею. И по этой траншее ползло гибкое серебристое туловище. Размером примерно с
