рано лысеющий, беспричинно суетливый водитель. Спирин дремал, скрестив на груди руки, и Андрею вспомнилось, как в далекие теперь университетские годы он прославился на весь факультет невероятной ночной дракой с какой-то уголовной компанией на улице Горького. Кастетом Тимуру нанесли удар по голове, однако из общения с милицией, куда вызывали однокурсников, стало известно, что в драке пролилась кровь и уголовников от кувалдных кулаков Спирина. В университетскую пору он выглядел нагловатым парнем, вылитым из мускулов, по утрам выжимающим в коридоре общежития гантели, на лекциях демонстративно читающим Джека Лондона или «Заратустру» Ницше, совершенно несовместимых авторов, принесших в XX век, по уверениям Спирина, не сопливую, а «мужскую правду». Наверное, правда эта заставила его не закончить последний курс университета, а уйти в закрытую «мужскую школу», познать конец афганской войны, позже — чеченскую «непобеду», поработать корреспондентом военных газет, затем бросить газетную работу и уйти в охранную службу, где необходимо было принимать решения и рисковать, по законам «мужской правды».
«С Тимуром надежно, хотя я не могу назвать его близким другом», — думал Андрей, глядя на мелькающий блеск солнца за сквозными деревьями на шоссе.
Когда оставили машину на асфальтовой площадке за воротами пансионата «Бологово» и пошли мимо увядших клумб к трехэтажному корпусу в глубине парка, еще издали увидели холодновато отливающие толстыми стеклами огромные рестораноподобные двери подъезда, и тут Андрей повторил про себя заготовленные в машине, не обижающие Таню первые фразы: «Извини, мы ехали со своим другом к нему на дачу, я вспомнил, что твоя школа в Бологово, и вот завернули…»
В тихом и просторном вестибюле сидели в креслах двое пожилых мужчин в лыжных костюмах, как видно, отдыхали после прогулки, молчаливо шелестели газетами. А за конторкой гостеприимно изогнулись малиновые губки на хорошеньком личике молодой дежурной, элегантно одетой в белый свитер, золотой медальончик посверкивал меж маленьких грудей.
— Вы — к нам? — спросила она, обдавая и Андрея и Спирина солнечной улыбкой. — Пожалуйста. Свободные комнаты есть. Что бы вы хотели, господа?
— Сердечно благодарим за радушие, — произнес Спирин, прикладывая руку к виску. — Мы к вам ненадолго.
— Видите ли, в чем дело, — начал Андрей, — мы к Виктору Викторовичу Парусову, который арендует для своей школы…
— Конечно, конечно, он арендует второй этаж для своих учениц, — стремительно подхватила дежурная, обволакивая обоих магнитным взором. — Виктор Викторович занимает первый люкс на втором этаже. Но сейчас его нет на месте. Он на занятиях в танцевальном зале.
И Андрей поторопился спросить:
— Будьте любезны, не знаете ли вы ученицу Виктора Викторовича — Татьяну Ромашину?
— Как же! — сладко сузила глаза дежурная. — Восхитительная… Чудесная девушка!
— Не можете ли вы пригласить ее сюда, сказать, что приехал Андрей Демидов и ждет ее в вестибюле? Я буду вам очень благодарен.
— А кем же вы ей приходитесь, простите? Покачивая тонким станом, она вышла из-за конторки, с томным намеком взглянула на Андрея. Он солгал:
— Двоюродный брат.
Она пошла по коридору, неумеренно узкобедрая, напоминая змейку, гибко покачивающуюся на хвосте.
— Фигурка, достойная коллекции, — ухмыльнулся Спирин. — Ничего, а?
Минут через десять она вернулась, следом за ней приблизилась длинноногая девушка в брюках, ее восточные глаза не скрывали опасливого любопытства.
— Извините, кто из вас брат Татьяны? — спросила она грудным голосом. И Андрей кивнул, замечая настороженность на ее лице. — Это вы? Татьяны нет на занятиях несколько дней. Она заболела, сняла комнату в дачном поселке, чтобы в пансионате не было с ней забот, как она сказала… А что бы вы хотели?
— Вас зовут Яра? — прямолинейно спросил Андрей. — Вы подруга Тани?
Девушка свела стрельчатые брови.
— Нет, не Яра… Ярослава — да, подруга Тани. Меня зовут Лилиана. А вы знакомы и с Ярой?
— Значит, Тани нет сейчас в пансионате, — заговорил Андрей, не отвечая, — а вы не скажете, добрая Лилиана, — прибавил он шутливо, — не скажете бедному брату, где Таня сняла комнату? Вы говорите — дачный поселок? Мы его проезжали. Он был слева от шоссе? Как мне найти ее?
Лилиана посмотрела на Андрея с недоверием, ее начерненные ресницы стали колючими.
— Вы действительно ее брат? Она никогда не говорила. Если бы я имела такого брата, то похвасталась бы…
— О двоюродных братьях говорят не очень часто.
— Положим. Представьте, я не запоминаю адреса. Но помню: крайняя дача со стороны леса.
— Благодарю вас, дорогая Лилиана.
— Приветик, симпатичный брат Тани.
Крайнюю дачу со стороны леса отыскали довольно быстро, вошли в открытую калитку на небольшой участок, под навесы разросшихся елей, редкие пятна осеннего солнца лежали на опавшей хвое возле крыльца. В лесу и в поселке стояло безмолвие. Где-то далеко по-кладбищенски кричали вороны. В старом доме с наполовину прикрытыми ставнями заскрипели шаткие ступени, когда поднялись на ветхое крыльцо.
Андрей нажал рукой на дверь. Она была заперта изнутри. Он постучал. В доме никто не отозвался. Он громко и настойчиво постучал вторично. Тишина в доме стала пугающей. Он повернулся к Спирину, подозрительно разглядывающему облупленные косяки, замочную скважину.
— Не ошиблись ли мы домом, Тимур? Спирин плечом исследовал прочность двери, неунывающе одобрил:
— Не исключено. На всякий случай стучи, как на пожаре, а я буду кричать: «Горим!» Как-нибудь прорвемся!
С решимостью Андрей постучал в третий раз — и в доме послышался шорох, потом невнятный вскрик, не то стон, звякнул ключ в замке. Дверь приоткрылась. Спирин ударом ноги распахнул ее до отказа. От порога спутанными шагами попятилась худенькая девушка в нижней сорочке, босая, тесно прижав кулачки к груди, тонкое неживой бледности лицо со стеклянными недвижными зрачками было в обильном поту, несвежая сорочка пропиталась на груди бурыми разводами — дурно пахло уксусной кислотой рвоты. Девушка в пьяном ужасе дергала головой, вскрикивая вместе с тоненьким плачем:
— Пришли? Пришли? Он вас послал? Скажите ему, что мы никуда не пойдем! Мы не хотим… мы уезжаем… мы очень далеко… мы уедем… Я не вернусь… я не вернусь к нему! Нет, нет, нет! Нас поселят в вилле с пальмами… — И она слабенько засмеялась. — Белые бабочки и пальмы, и океан, океан…
— Пьяна, чертовка, — выругался Спирин. — Или нашпиговалась!
— Вы кто — Яра, что ли? Кто вы? — крикнул Андрей, не справляясь с отвращением от рвотного запаха, от пьяной нечистоты этой девушки, от ее плача и смеха.
Спирин пренебрежительно обошел ее, ногой растворил дверь в другую комнату.
— Вы — кто? Подруга Тани? Вы — Яра? — сердито спрашивал Андрей.
— Я Яра, Яра, — пролепетала она птичьим языком и опять рассыпала тихонький радостный смех. — Я родилась королевой лебедей… Я живу как Леда… любовником Леды был Зевс… Как это было красиво!
— Черт вас возьми с вашими лебедями! Где Таня? Где она, я вас спрашиваю?
— Зайди сюда, Андрей, — донесся голос Спирина из другой комнаты. — Тут какая-то девица.
Андрей вошел в соседнюю комнату, низкую, крохотную от старинного громоздкого комода, со стойким запахом той же уксусной кислоты, разбавленной, похоже, примесью духов, отчего воздух здесь был особенно едко-душным, сразу увидел на кровати кого-то лежащим под простынею и, вглядываясь, не поверил, что в этой захламленной тазами и ящиками комнате, с окурками на затоптанном полу, с разбросанной по табуреткам женской одеждой, могла быть она… «Нет, здесь что-то не так. Здесь какой-то дьявольский обман, какое-то дурное наваждение».
Но не было ни обмана, ни наваждения. Он зашел по другую сторону кровати, наклонился — и что-то
