неполадки в больших кругах. По крайней мере, так говорят. Я был бы не прочь получать по бронзовой гривне за каждого пользователя, который не прочел руководство по эксплуатации. Он пожал плечами.
— А каким целям оно служит? — спросил Ринсвинд. Все что угодно, лишь бы не думать о лежащей под ними пропасти.
— Его можно использовать для того, чтобы.., чтобы узнавать, какое сейчас время года, — объяснил Белафон.
— А-а. Ты имеешь в виду, если плита покрыта снегом, значит, сейчас зима?
— Да. В смысле нет. Предположим, ты должен определить, когда взойдет некая определенная звезда…
— Зачем? — спросил Двацветок, излучая вежливый интерес.
— Ну, может, тебе нужно узнать, когда следует сеять хлеб, — пожал плечами Белафон, начиная покрываться испариной. — Или, к примеру…
— Если хочешь, я одолжу тебе свой календарь, — предложил Двацветок.
— Календарь?
— Это такая книжка, которая сообщает, какой сегодня день, — устало сказал Ринсвинд. — Как раз по твоему профилю.
Белафон напрягся.
— Книга? — переспросил он. — Обычная, из бумаги?
— Да.
— Ненадежно все это. Откуда книге знать, какой сегодня день? Бумага считать не умеет, — язвительно заметил друид и с громким топотом, от которого плита угрожающе закачалась, удалился к переднему краю летающего булыжника.
Ринсвинд с усилием сглотнул слюну и подозвал Двацветка поближе.
— Ты когда-нибудь слышал про культурный шок? — прошипел он.
— А что это такое?
— Это то, что случается, когда люди проводят пятьсот лет, пытаясь заставить круг из камней работать как полагается, а потом появляется человек с маленькой книжечкой, в которой есть отдельная страница для каждого дня и словоохотливые вставочки типа “Самое время сажать кормовые бобы” и “Кто рано встает, тому бог надает”, но важнее всего помнить о культурном шоке, знаешь… — Ринсвинд остановился, чтобы перевести дыхание, и беззвучно пошевелил губами, пытаясь припомнить, куда зашла его фраза. — Что? — закончил он.
— Что?
— Никогда не вызывай его у человека, который удерживает в воздухе тысячетонную каменную плиту.
* * *
— Оно ушло?
Траймон осторожно высунулся из-за зубчатого парапета Башни Искусств, громадного, осыпающегося каменного шпиля, который возвышался над Незримым Университетом. Студенты и преподаватели магии, собравшиеся далеко внизу, утвердительно кивнули.
— Уверены?
Казначей сложил ладони рупором и крикнул:
— Оно вышибло дверь с пуповой стороны и спаслось бегством около часа назад.
— Неверно, — отозвался Траймон. — Оно убралось. Это мы спаслись. Что ж, тогда я спускаюсь. Оно кого-нибудь зацапало?
Казначей сглотнул. Он был обыкновенным, добрым, отзывчивым человеком, которому не следовало бы видеть то, чему он явился свидетелем за прошедший час. Разгуливающие по территории мелкие демоны, разноцветные огоньки и полуматериализовавшиеся фантазии не были новостью в Незримом Университете. Однако от неумолимого натиска Сундука казначею стало не по себе. Пытаться остановить этот ящик — все равно, что удерживать ледник.
— Оно.., оно проглотило декана гуманитарного отделения, господин, — прокричал он.
Траймон оживился.
— Нет худа… — пробормотал он и начал спускаться по длинной спиральной лестнице.
Через какое-то время на его губах заиграла легкая, скупая улыбка. День определенно менялся к лучшему.
Траймону нужно было многое организовать. Организация… Самое любимое его занятие.
* * *
Плита неслась над высокогорными равнинами, взметая за собой клубы снега, и от сугробов ее отделяло всего несколько футов. Белафон суетливо сновал взад и вперед, то здесь нанося немного омеловой мази, то там рисуя мелом руну. Ринсвинд сидел, сжавшись от страха и изнеможения в комок, а Двацветок беспокоился о своем Сундуке.
— Впереди! — крикнул друид, перекрывая рев встречного потока. — Смотрите, это великий компьютер небес!
Ринсвинд глянул сквозь растопыренные пальцы. На далеком горизонте появилась грандиозная конструкция из серых и черных плит, установленных концентрическими кругами и мистическими переулками, мрачных и угрожающих на фоне снега. Вряд ли люди передвинули нарождающиеся горы — это, наверное, полчища великанов были обращены в камень какими-то…
— Он похож на огромную кучу камней, — объявил Двацветок.
Белафон застыл с поднятой ногой.
— Что? — спросил он.
— И это очень мило, — поторопился добавить турист. Он поискал нужное слово и наконец решился:
— Самобытно.
Друид словно окаменел.
— Мило? — переспросил он. — Торжество кремниевой глыбы, чудо современной каменотесной технологии — МИЛО?
— О да, — ответил Двацветок, для которого сарказм означал всего лишь слово из семи букв, начинающееся на “С”.
— А что значит “самобытный”? — поинтересовался друид.
— Это значит “жутко впечатляющий”, — торопливо объяснил Ринсвинд. — И, если ты не против, по- моему, нам грозит посадка…
Белафон, частично сменив гнев на милость, повернулся кругом, широко развел руки и выкрикнул ряд непереводимых выражений, закончившийся словом “мило!”, которое он произнес оскорбленным шепотом.
Плита сбавила скорость, скользнула в облаке снега вбок и зависла над кругом. Внизу один из друидов нарисовал двумя пучками омелы сложный узор, и Белафон искусно, с едва слышным стуком, установил массивный блок на два гигантских столба.
Ринсвинд выпустил давно сдерживаемое дыхание в одном долгом выдохе, и оно заторопилось прочь, спеша где-нибудь спрятаться.
О бок плиты ударилась лестница, и над краем возникла голова пожилого друида. Он озадаченно посмотрел на двух пассажиров и поднял глаза на Белафона:
— Где тебя черти носили? Семь недель до свячельника, а он у нас снова полетел.
— Привет, Закрия, — отозвался Белафон. — Что случилось на этот раз?
— Все совершенно разладилось. Сегодня он предсказал восход солнца на три минуты раньше. Если ты слышал про разгильдяев, парень, так это он и есть.
Белафон перебрался на лестницу и исчез из виду. Пассажиры посмотрели друг на друга, а потом уставились вниз, на обширное открытое пространство между камнями, образующими внутренний круг.
— И что нам делать? — спросил Двацветок.
— Мы могли бы поспать, — предложил Ринсвинд.
Двапветок пропустил его слова мимо ушей и полез вниз по лестнице.
Друиды внутри круга небольшими молоточками простукивали мегалиты и внимательно прислушивались.
