— Да?
— О, ничего, — отступил турист.
— Да? А-а. Давайте побыштрее ражжигать коштер, пока еще швет ешть. А потом, — лицо Коэна вытянулось, — полагаю, нам лучше шварить шуп.
— Ринсвинд в супах мастер, — с энтузиазмом объявил Двапветок. — О травах и корешках он знает все.
Коэн бросил на волшебника взгляд, который позволял предположить, что он, Коэн, в это не верит.
— Што ж. Конный народ дал нам в дорогу немного вяленой конины, — сказал он. — Ешли найдешь дикий лук или што-нибудь в том же духе, это может улучшить ее вкуш.
— Но я… — начал было Ринсвинд, однако решил, что продолжать не стоит.
“Во всяком случае, — рассудил он, — я знаю, на что похожа луковица. Это такая круглая белая штуковина с торчащим сверху зеленым пучком. Она должна прямо-таки бросаться в глаза”.
— Я пойду поищу, хорошо? — предложил он.
— Хорошо.
— Вон там, в густом, тенистом подлеске…
— Очень даже подходящее мешто.
— Ты имеешь в виду эти глубокие овраги?
— Я бы шкажал, идеальные ушловия.
— Да, так я и подумал, — горько отозвался Ринсвинд и отправился в путь, гадая про себя, каким образом лучше подманить луковицы.
“В конце концов, — размышлял он, — на рынке они уже связаны и подвешены над прилавком, но в природных условиях лук наверняка другой. Наверное, крестьяне, или кто там занимается отловом, используют натасканных на лук собак или же поют песни, чтобы заманить луковицы в ловушку”.
Он начал бесцельно шарить среди листьев и травы. На небе уже появилась парочка ранних звезд. Под его ногами чавкали светящиеся грибы, неприятно органические и похожие на сексуальные игрушки для гномов. Ринсвинда кусали маленькие летучие существа. Другие существа, к счастью невидимые, прыжками или скользящими движениями скрывались под кустами и с укором квакали на вспугнувшего их волшебника.
— Луковицы? — шепотом позвал Ринсвинд. — Здесь есть луковицы?
— Несколько штук растет вон там, около старого тиса, — произнес рядом чей-то голос.
— А-а, — отозвался Ринсвинд. — Ладно.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров вокруг головы волшебника.
Он стоял не шевелясь, застыв как каменный. Даже его глаза были неподвижны.
— Извините, — наконец сказал он.
— Да?
— А который из них тис?
— Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.
— Ага, вижу. Еще раз спасибо. Он не шелохнулся. В конце концов, голос непринужденно осведомился:
— Могу я еще чем-нибудь помочь?
— Ты ведь не дерево, правда? — спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя прямо перед собой.
— Не будь глупцом. Деревья не разговаривают.
— Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с деревьями. Ну знаешь, как бывает…
— Нет. Я валун.
В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось.
— Прекрасно, прекрасно, — медленно произнес волшебник. — Что ж, пойду собирать луковицы.
— Приятного аппетита.
Он осторожно, с достоинством прошагал вперед, разглядел в подлеске несколько сбившихся в кучку волокнистых белых штуковин, осторожно выдернул их и обернулся.
Неподалеку лежал валун. Но здесь повсюду были раскиданы валуны — кости Диска подходили в этом месте очень близко к поверхности.
Ринсвинд пристально посмотрел на тисовое деревце — а вдруг это все-таки оно разговаривало? Но тис, ведущий весьма уединенную жизнь, ничего не слышал о Ринсвинде — спасителе деревьев. К тому же он спал.
— Если это ты, Двацветок, то я с самого начала знал, что это ты, — сказал Ринсвинд. В надвигающихся сумерках его голос прозвучал неожиданно отчетливо и очень одиноко.
Ринсвинд припомнил единственный факт, который он точно знал насчет троллей, а именно: под лучами солнца нормальный тролль превращается в камень, так что всякий, кто нанимает этих существ на дневную работу, должен потратить целое состояние на защитный крем.
Но, если подумать, нигде не говорилось о том, что с ними происходит, когда солнце садится вновь…
Последние струйки дневного света покинули окружающую местность. И Ринсвинду внезапно показалось, что его окружает слишком много валунов.
* * *
— Он ужасно долго возится с этими луковицами, — заметил Двацветок. — Как ты думаешь, может, стоит пойти поискать его?
— Волшебники могут шами пожаботитьшя о шебе, — отозвался Коэн. — Не бешпокойшя.
Он поморщился. Бетан подстригала ему ногти на ногах.
— Вообще-то он не такой уж хороший волшебник, — продолжал Двацветок, придвигаясь поближе к огню. — Я бы не сказал ему это в лицо, но… — он нагнулся к Коэну. — На самом деле я ни разу не видел, чтобы он творил чары.
— Так, давай другую, — распорядилась Бетан.
— Это очень мило ш твоей штороны.
— У тебя были бы довольно симпатичные ноги, если бы ты за ними ухаживал.
— Я теперь шгибаюшь не так хорошо, как раньше, — застенчиво признался Коэн. — В моей работе не чашто вштречаешь можольных операторов. На шамом деле это жабавно. Я вштречал школько угодно жмее-поклонников, бежумных богов, военачальников — но ни одного можольного оператора. Впрочем, на шамом деле это выглядело бы нелепо — Коэн Против Можольных Операторов…
— Или Коэн и Педикюрши Смерти, — подсказала Бетан. Коэн закудахтал.
— Коэн и Безумные Дантисты! — расхохотался Двацветок.
Коэн резко захлопнул рот.
— А што в этом шмешного? — осведомился он, и в его голосе прозвучали сжатые кулаки.
— О-о, э-э, ну, — замялся Двацветок. — Видишь ли, твои зубы…
— Што жубы? — рявкнул Коэн. Двацветок сглотнул.
— Я не мог не заметить, что они, э-э, пребывают в иной географической точке, нежели твой рот.
Коэн бросил на него свирепый взгляд, но потом его плечи опустились, и он показался Двацветку очень маленьким и старым.
— Ну да, это правда, — пробормотал он. — Я тебя не виню. Тяжело быть героем беж жубов. Неважно, што еще ты потерял. Тебе могут проштить даже отшутштвие одного глажа, но покажи людям рот, в котором одни дешны, и все ражом перештанут тебя уважать.
— Я не перестану, — пообещала верная Бетан.
— А почему бы тебе не завести новые зубы? — находчиво предложил Двацветок.
— Конечно, будь я акулой или кем-нибудь в этом духе, я бы непременно отраштил их шнова, — саркастически отозвался Коэн.
— Зачем? Их же можно купить, — объяснил Двацветок. — Постой, я покажу тебе… Э-э, Бетан, ты не могла бы отвернуться?
Он подождал, пока она не повернется к нему спиной, после чего поднес руку ко рту.
— Ну што, видишь? — спросил он. Бетан услышала, как у Коэна перехватило дыхание.
— Ты можешь вытащить швои жубы ижо рта?