вверх руку. На лице его сияла точно рассчитанная улыбка — она одобряла и вместе с тем внушала угрозу.
— Прошу прощения, сударь… — начал было он.
Всадник придержал лошадь и стащил с головы капюшон. Перед взором верзилы предстало измученное лицо, покрытое волдырями от ожогов и отмеченное там и сям клочьями опаленной бороды. Даже бровей и тех не было.
— Отвали, — рыкнуло лицо. — Ты ведь Бравд из Пупземелья, если я не ошибаюсь?
<Сейчас пришла пора отметить некоторые особенности строения и космологии системы, в которую входит Диск.
На Плоском мире существует два основных направления: в сторону Пупа и в сторону Края. Но поскольку сам Диск вращается со скоростью один оборот в восемьсот дней (чтобы, как считает Рефоргул из Крулла, равномерно распределять свою тяжесть по спинам поддерживающих его толстокожих), то выделяют еще два, вторичных, направления: по вращению и против оного.
Основываясь на том, что крошечное солнышко, обращающееся вокруг Диска, движется по постоянной орбите, в то время как под ним медленно поворачивается величественный Плоский мир, нетрудно догадаться, что здесь существуют не четыре, а восемь времен года. Лето случается, когда солнце встает или садится совсем рядом с Краем, а зима — когда светило находится в точке, удаленной от первой примерно на девяносто градусов по окружности.
Таким образом, в землях, расположенных у Круглого моря, год начинается в свячельник, затем следует весна-прима, за которой наступает лето. Перевалив через свою середину (День Мелких Богов), лето перетекает в осень-приму, и вскоре все празднуют Новый полугод (Страшдество). Зима-секундус, известная также как Наматывающая (поскольку солнце в это время поднимается по направлению вращения), сменяется весной-секундус, на пятки которой наступает лето-номер-два. Точка, отмечающая три четверти года, приходится на ночь Всех Пустых — согласно легенде, в эту ночь, единственный раз в году, все ведьмы и колдуны остаются в своих постелях. Но вот уже с деревьев облетают листья, по ночам землю схватывает морозец — то грядет Разматывающая Зима, в сердцевине которой заледеневшей драгоценностью приютился новый свячельник.
Поскольку Пуп Плоского мира не избалован вниманием солнца, тамошние земли покрыты вечной мерзлотой. А вот Край, напротив, — область солнечных островов и благодатных дней.
Неделя на Диске состоит из восьми дней, а спектр — из восьми цветов. На Плоском мире число восемь заключает в себе очень могущественную магию — ни один волшебник никогда, ни в коем случае не должен произносить это число вслух.
Почему все вышеописанное происходит так, а не иначе, не совсем ясно; тем не менее это хоть отчасти объясняет тот факт, что богов на Плоском мире не столько почитают, сколько проклинают. (Прим, авт.) >
До Бравда дошло, что инициативу у него перехватили.
— Исчезни, ладно? — попросил всадник. — У меня просто нет времени с тобой еще разбираться.
Оглядевшись по сторонам, он добавил:
— Это касается и твоего вшивого компаньона, который, судя по всему, прячется где-нибудь поблизости, в любимом тенечке.
Хорек подошел к лошади и вгляделся в расхристанную фигуру.
— Да это же волшебник Ринсвинд! — восхищенно воскликнул он, одновременно занося в память волшебниково описание своей персоны, чтобы отомстить на досуге. — То-то думаю, голос знакомый.
Бравд сплюнул и вложил меч обратно в ножны. Связываться с волшебником — себе дороже выйдет. Тем более драгоценностей у магов раз-два и обчелся.
— Для под заборного волшебника этот тип слишком выпендривается, — буркнул он.
— Ты ничего не понял, — устало отозвался всадник. — Я так вас испугался, что мой позвоночник превратился в кисель. Просто как раз сейчас я страдаю от пере дозировки страха. Я хочу сказать, что мне нужно прийти в себя. Тогда я смогу побояться вас как полагается.
Хорек ткнул пальцем в сторону горящего города.
— Ты что, прямиком оттуда? — поинтересовался он.
Волшебник потер глаза обожженной докрасна рукой.
— Я был там, когда начался пожар. Видишь вон того? Там, сзади?
Он указал на дорогу, по которой все никак не мог доехать его спутник. Любимый метод верховой езды, усвоенный попутчиком волшебника, заключался в том, чтобы выпадать из седла каждые несколько секунд.
— Ну? — спросил Хорек.
— Это его рук дело, — просто сказал Ринсвинд.
Бравд и Хорек разом поглядели на темный силуэт, который в данную минуту, сунув одну ногу в стремя, прыгал поперек дороги.
— Что, настоящий поджигатель? — наконец удивился Бравд.
— Да нет, — фыркнул Ринсвинд. — Не совсем. Скажем так: воцарись вокруг полный и абсолютный хаос, этот человек стоял бы в самую грозу на вершине холма, одетый в мокрую медную кольчугу, и орал: “Все боги — сволочи!” Пожрать есть что-нибудь?
— Можем поделиться останками цыпленка, — сообщил Хорек. — В обмен на рассказ.
— Как его зовут? — поинтересовался Бравд, который, как всегда, не поспевал за ходом беседы.
— Двацветок.
— Двацветок? — удивился Бравд. — Ну и имечко!
— Вы еще и половины не знаете, — проворчал Ринсвинд, спешиваясь. — Цыпленок, говорите?
— С пряностями, — уточнил Хорек. Волшебник застонал.
— Кстати, — вспомнил Хорек, прищелкнув пальцами, — где-то, ну около получаса назад, был такой неслабый взрыв…
— Склад с маслами взлетел на воздух, — пояснил Ринсвинд, передернувшись при воспоминании об огненном дожде.
Хорек с выжидающей ухмылкой повернулся к своему приятелю, и тот, ворча, передал ему вытащенную из кошелька монету. Со стороны дороги послышался краткий, тут же оборвавшийся вопль. Ринсвинд, не поднимая глаз, продолжал пожирать цыпленка.
— Ездить на лошади он действительно не умеет, — заметил он, потом вдруг застыл, словно вспомнив что-то очень важное, тихонько вскрикнул от ужаса и метнулся в темноту.
Когда он вернулся, существо, именуемое Двацветком, безвольно свисало с его плеча. Оно было маленьким и костлявым, а его очень необычное одеяние состояло из доходящих до колен штанов и рубахи таких кричащих, не сочетающихся друг с другом цветов, что привередливый глаз Хорька был оскорблен даже в полутьме.
— На ощупь кости вроде бы целы, — тяжело дыша, сказал Ринсвинд.
Бравд подмигнул Хорьку и отправился исследовать силуэт, который, по предположениям разбойников, был каким-то вьючным животным.
— Ты к нему лучше не суйся, — посоветовал волшебник, не отрываясь от обследования бесчувственного Двацветка. — Уж поверь на слово. Его защищает некая сила.
— Заклинание какое-нибудь? — осведомился Хорек, опускаясь на корточки.
— Н-нет. Но, думаю, какие-то чары. Очень редкие. К примеру, они могут превратить золото в медь, и в то же самое время ты эту медь не отличишь от золота; они делают людей богатыми, уничтожая их собственность, позволяют слабому бесстрашно разгуливать среди воров, проникают сквозь самые мощные двери и выцеживают из-под семи запоров сокровища. Они-то и держат меня в рабстве, так что я вынужден волей-неволей следовать за этим чокнутым и защищать его от всех напастей. Они и с тобой справятся, Бравд. Мне кажется, эти чары даже хитрее тебя. Хорек.
— Ну и как же они называются, эти могущественные чары?
Ринсвинд пожал плечами.
— На нашем языке они зовутся “отраженный шум, как будто подземные духи орут”. Вина у вас, случаем, не найдется?
