планеты одновременно выделится всего одна миллионная миллиардной доли их энергии, Земля вспыхнет ярче Солнца. А теперь и это возможно.
Макаров. Ого!
Шардецкий. Именно, что “ого”. И мы еще точно не знаем, что может выйти. (Трет лоб.) Будь моя воля, я вообще перенес бы эти опыты куда-нибудь на Луну или на Марс — пока не разберемся… Поэтому — гоним теорию. (Ходит по кабинету.) Надо договориться с американцами. Просто необходимо. Ведь это же не просто оружие — это величайшее открытие в истории человечества, величайшее знание о материи! Им нужно пользоваться умно и осторожно… Мы сейчас рассчитываем, Олег Викторович, — вырисовываются такие возможности! Можно будет осуществлять любые превращения в материи: вещества в энергию, энергии в вещество, вещества друг в друга. Это, конечно, более далекая перспектива, чем антиядерное оружие, но… но применять такое открытие как оружие — все равно что забивать гвозди хронометром! Понимаете?
Макаров. Отлично понимаю, Иван Иванович. Ах, как же это все так… Хоть бы знать: что они-то в самом деле сделали, чего достигли в этой работе? Если ничего — чихали бы мы на все их доктрины, работали бы себе спокойно. Но — не знаем! Я говорю: хорошо было с ядерными бомбами — где ни испытают, все известно. То по выбросу радиации, то по сейсмическим колебаниям — мимо не пройдет. А в этом деле все темно…
Шардецкий. Я уже спланировал дальнейшую работу по всем правилам научной стратегии, Олег Викторович. Сначала двигаем наших штабистов-теоретиков, тыловиков — снабженцев и наладчиков. Рассчитываем методики, оцениваем возможные результаты. Строим совершенные установки. И тогда — с оперативными картами на руках, с идеями, знаниями, расчетами — начинаем и выигрываем величайшую битву у природы! И вдруг — такая гадость…
Голос Штерна. Первый экспериментальный готов, Иван Иванович.
Голос Сердюка. Третий отдел приготовления закончил.
Макаров (встает). Ну что ж, Иван Иванович, давайте пробивать переговоры. Надо! Хотя, откровенно говоря, я не уверен, что из этого что-нибудь получится.
Шардецкий. Но ведь они же люди. Им тоже жить хочется. И можно жить. Отлично можно жить!
Затемнение слева.
Освещается правая сторона: кабинет-лаборатория Голдвина. За прозрачной стеной из свинцового стекла — перспектива реакторного зала. Голдвин — без пиджака, рукава рубашки закатаны — за пультом управления реакторами. Рядом у лабораторного стола ассистент манипулирует щупом счетчика Гейгера около прикрытого прозрачным щитком куска урана. Слышны редкие беспорядочные потрескивания.
Голдвин (вращает рукоятки на пульте). Повышаю интенсивность. Отсчет!
Ассистент (подносит щуп к куску урана. Треск учащается). Без изменений.
Голдвин. Снижаю энергию нейтрино… Теперь, Френк?
Ассистент (измеряет). По-прежнему… Джон, сэр. Мое имя Джон. Изменений нет, профессор.
Голдвин. Да, да, Джон. Прошу простить. (Отходит от пульта к столу. С досадой.) Да, вы Джон, вы не Френк. Тот бы давно догадался укрепить щуп около образца, а не совать его, как кочергу!
Ассистент. Но, профессор, я одновременно измеряю излучение от урана и от стронция-90.
Голдвин. Так поставьте два счетчика, Джон!
Ассистент. Хорошо, сэр. (Устанавливает на столе второй прибор.) А доктор Гарди, профессор, третий день не выходит из своей лаборатории. Ведет опыт.
Голдвин. Мне нет дела до опытов доктора Гарди! (Листает журнал.) Итак, сто тридцать четвертый режим тоже неудачен. Испытаем сто тридцать пятый… (Задумчиво.) А что, если сразу вывести реактор на критический режим генерации? Опасно, как вы думаете, Френк? А… простите, Джон. (Возвращается к пульту.) Ну, попробуем…
В этот миг резко усиливается треск счетчика. Вверху вспыхивает красная надпись “Radiation!”. Ассистент выпускает щуп из рук. Треск не ослабевает.
Что такое?!
Ассистент. Это… это русские! Они пустили в ход свое оружие! Радиация растет, мы сейчас все взорвемся! (Убегает.)
Треск вдруг стихает. Надпись “Radiation!” гаснет.
Голдвин. Уф-ф… Значит, это еще не русские! Тогда… неужели — он? (Подходит к телефону, набирает номер.) Мисс, пригласите ко мне доктора Гарди. Немедленно! (Кладет трубку.) Так мы можем доработаться! Неужели он осуществил второй вариант?
Разносится по Центру гулкий радиоголос: “Доктор Гарди, вас требует шеф! Доктор Гарди, немедленно к шефу!”
Под эти звуки в кабинет входит Френк. Треск счетчика заметно учащается.
Доктор Гарди, от вашей лаборатории распространился выброс проникающего излучения. Что произошло? Вы не находите, что о подобных опытах следует извещать меня? Вы подвергаете опасности всех!
Френк. Больше не повторится, Бен… простите, профессор. Больше не повторится. Вы позволите? (Направляется к креслу. Когда проходит мимо лабораторного стола, треск счетчиков еще более учащается. Останавливается, берет щуп, водит около тела. Счетчик ревет.) О… более двух тысяч рентген. Н-да…
Голдвин (с ужасом). Боже милостивый, Френк, вы так облучились? Как же?.. У вас там отличная биозащита!
Френк. От нейтрино нет защиты. (Садится.)
Голдвин. Ах, как же это вы — неосторожно… я сейчас врача! (Поднимает трубку.) Френк. Не надо, Бен, прошу вас! Вы же отлично знаете, что при дозе в две тысячи рентген врачи могут только испортить настроение. Слушайте лучше, что я скажу. Тем более что, судя по приборам, у меня мало времени…
Голдвин делает шаг к нему. Френк поднимает руку.
Нет! Не подходите, пожалуйста. Кто знает, может, она заразнее чумы — эта наведенная нейтрино- радиация. Сядьте там, Бен. Вот так… Уф-ф! Хорошо, что я вовремя остановил этот процесс. Он нарастал лавиной. Пришлось сбросить в тело реактора все аварийные стержни. Лаборатория тоже получила дозу — ну, да журналом пользоваться можно. Там все записано, Бен, потом прочтете. Словом, так: комбинация реактора и плазменного генератора дает потоки нейтрино, которые быстро возбуждают стабильные ядра. За доли секунды…
Голдвин. Накопление нейтрино в нуклонных оболочках ядер — и мгновенный сброс, как в лазере?
Френк. Да. Вы рассчитали этот случай?
Голдвин кивает.
Вот видите: опыт подтверждает теорию. Режим записан в журнале… впрочем, это я уже говорил. (Откидывает голову.)
Голдвин. Вам плохо, Френк?
Френк. Нет еще. Я просто не спал две ночи… Что я еще хотел сказать? Да! Там есть и другая возможность: если снижать концентрацию антинейтрино, все будет наоборот. Повышение устойчивости. Я не успел проверить этот вариант, повернул ручки не в ту сторону. Но должно получиться, это ясно.
Голдвин. Я сейчас проверял именно этот вариант, Френк.
Френк. Да? Вот видите, как все хорошо… как у нас с вами все хорошо. Вы проверяете один вариант, я другой… как всегда. Как будто ничего не было. Ничего и не было — да,
Голдвин. Д-да, Френк. Ничего не было.
Френк. И отлично. Как в детстве: мири-мири навсегда, кто поссорится — свинья… Вы обо мне подумали немного хуже, чем следовало, Бен. Я просто хотел, чтобы все вышло хорошо… думал, если взяться как следует, то получится… И получилось! Получилось… Только по моему пути идти нельзя, Бен. Это крышка! В нашей Галактике вспыхнет еще одна “сверхновая”. И ученые других миров будут ломать головы, пытаясь объяснить ее появление естественными причинами. Надо вертеть ручки в другую сторону, Бен!
Голдвин. Я понимаю, Френк. Так и будет.
Френк. Да, да… Что я еще хотел? Я прикидывал там, в журнале, — есть возможность полного управления ядром. Очень тонкая регулировка энергий нейтрино и антинейтрино, локализация пучков — и
