– Извини, – сказал он. – Даже если они были тебе чужими людьми...
– Они не были мне чужими. Я прожила вместе с ними почти год, я стала для них своей. Но дело не в этом – меня ищут. Наверняка это кто-то из ваших. Скорее всего, та женщина, которую ты называл восемнадцатой. Это ее имя?
– Нет, номер в отряде. Мы не пользовались именами.
– Понятно, – Кхайе кивнула. – Рано или поздно она все равно найдет меня. Она профессионал, убийца, возможно, dd.
Насчет восемнадцатой Окоёмов верил – он давно подозревал, что она пришла в джунгли ради собственных интересов, и видел, как метко она стреляла, ее профессионализм не оставлял никаких сомнений.
– Но почему ты сама не стала добираться в Магуэ? Зачем тебе нужен был я?
Вопросы, по сути, были риторическими, Окоёмов не собирался верить ни одному варианту.
– Потому, черт тебя дери, Бэзил, что я маленькая слабая женщина. А ты здоровый мужик с оружием, – Кхайе почти кричала, от возмущения ее тонкие пальцы сжались в кулачки, на которые невозможно было смотреть без умиления, а на глазах снова показались слезы. – И дурак к тому же!
Ну и что с ней делать?
– От кого ты прячешься?
– Не знаю.
Узкие худые плечики резко подпрыгнули вверх, вторя словам.
– То есть как? А для чего тогда пряталась?
– Я – ломщик, Бэзил. Ломщики не всегда знают, кому принадлежит то, что они ломают.
– У тебя была сумка, черная... – Окоёмов внезапно вспомнил момент, когда встретился с Кхайе впервые. Не самый лучший повод для знакомства, что уж говорить.
– Да, была. В ней лежал мой «раллер». «Убитый». Я оставила ее в джунглях, в тайнике.
– Как тебя зовут? На самом деле.
– Не важно, как меня звали раньше. Сейчас меня зовут Кхайе Сабай.
– Как ты работала в этой глуши?
Хотя, если вспомнить лежавший в рюкзаке чудесный незарегистрированный коммуникатор, который способен подключаться к сети через спутник, все не столь уж и загадочно.
– Какая разница? Ты ведь не расскажешь, что ваш отряд делал в джунглях и какого черта вы расстреляли моих друзей! – она снова кричала.
Окоёмов хмыкнул. Картина вырисовывалась действительно забавная.
– Я не знаю, – сказал он. – Мы решили, что ищем нефть, но это явно не соответствовало истине.
Кхайе тоже улыбнулась. Смешно – два человека, попавших в переплет, и ни один не знает точно, по какой, собственно, причине.
– Скажи, что делает этот порошок... как ты его назвал... который ты пробовал и который превратил Чжи Бяо в это недоразумение? – резко сменила тему Кхайе.
Доверять нельзя никому – это непреложная истина. Но не становиться же параноиком. Те, кто учил его поступать таким образом, далеко. А Кхайе рядом, такая нежная и трогательная. Красивая и...
Ну, нет, они же не одни в кузове. Даже если не считать за человека Часовщика, здесь еще человек восемь местных. Затихли – не то заснули, не то стараются не отсвечивать. Второй вариант на правду похож больше.
Окоёмов глубоко вздохнул. Потом еще раз. Не помогло.
– «Джьяду гумра», – сказал он. – Я не знаю, что он конкретно делает там, в голове, но он... не знаю, как это объяснить. Он позволяет сознанию полностью отрешиться от этого мира. Можно придумать другой, свой – если хватит фантазии. Некоторые, как Часовщик, слишком увлекаются и остаются в своих мирах. Сколько миров, столько и жителей. Рано или поздно у всех наступает раздвоение сознания. Потом – полная деградация. Старик уже на грани, еще пара-тройка недель – и начнет пускать слюни.
– А ты...
– Я смог остановиться, – теперь настала очередь Окоёмова сжимать кулаки. – Если бы ты знала, чего мне это стоило. И случившееся не прошло полностью, что-то осталось, кто-то...
– У тебя тоже? – Кхайе покрутила обеими руками у висков, изображая человека с двумя головами.
– Н-нет, – заикаясь, ответил Василий. Он ни в чем не был уверен, когда дело касалось «джьяду гумра». – Я не знаю. Иногда на меня что-то накатывает, я словно проваливаюсь в иной мир. Не полностью, лишь наполовину, но в такие моменты я плохо контролирую оба мира. Это... не знаю, как объяснить. И очень хочется попробовать еще.
– Очень хочется смеяться, но нельзя, – кивнув, сказала Кхайе.
– В каком смысле? – не понял ее Окоёмов.
– Это очень старая сказка. Про халифа, который стал аистом.
– Европейская сказка?
Девушка усмехнулась.
– В общем – да. Злой колдун дал халифу волшебный порошок, понюхав который, можно было превратиться в аиста. Для того чтобы снова стать человеком, нужно сказать волшебное слово. Но в этом колдовстве существовало одно условие: ни в коем случае, будучи в образе аиста, халиф не должен смеяться, иначе – нужное слово не вспомнить.
– Он засмеялся?
– Конечно. Иначе не было бы сказки. Но он встретил сову, которая оказалась заколдованной принцессой, и они вместе выведали у колдуна слово.
– Какое?
– Что?
– Какое было слово?
Кхайе загадочно улыбнулась. Ее глаза смотрели куда-то в темноту, а вот в них улыбки не было. Скорее там был страх.
– Ты ничего не видишь? Там? – она показала рукой.
На мгновение Окоёмову показалось, что у переднего борта кузова, в том месте, куда указывали дрожащие пальцы девушки, что-то промелькнуло. Но в следующее мгновение наваждение исчезло: ничего, кроме рассохшихся досок, там не было.
– Нет там ничего, успокойся. Наверное, тени от веток мелькают. Так какое слово?
– Теперь это слово вряд ли забудешь, даже если хохотать не переставая. Мутабор. Кстати, сегодня новолуние.
– При чем здесь Мутабор?! – последнюю реплику Кхайе он пропустил мимо ушей.
– Таким было слово. Это латынь, в переводе означает «изменяюсь».
Что означало слово «Мутабор», Окоёмов прекрасно знал. Он не понял, как название корпорации попало в старинную сказку. Или это слово из сказки прижилось в его мире?
– А что случилось с колдуном?
– Его казнили. Все это он подстроил специально, чтобы посадить на трон халифа своего сына. Но сказки не всегда соответствуют реальным событиям.
– Что ты имеешь в виду?
– Слово известно каждому, волшебный порошок перестал быть секретом, только халифу помочь некому.
– Из тебя выйдет прекрасная сова, – Окоёмов улыбнулся и поцеловал девушку в губы.
– Только тебе, Бэзил, никогда не стать халифом, – ответив на поцелуй, сказала она. – Теперь весь мир превратили в... в аиста. И о целях колдуна ничего не известно – отчего-то версия с троном халифа в последнее время стала мне казаться несостоятельной.
