неизвестность. Туризм… Отправляясь в туристическую поездку, всегда можно быть уверенным, что по истечении обещанного срока ты вернешься назад, в пусть и не самый уютный, но знакомый и родной дом. Где все обрыдло и осточертело, где каждая мелочь раздражает или даже пугает своим наличием. Но все это – известные тебе мелочи, известные страхи, от них всегда знаешь, куда спрятаться. Если спрятаться некуда, любому понятно, чем закончится дело.
А что там? За морем, в иных мирах. Никто не знает. И никто не узнает здесь еще долго – обратной дороги пока нет. Причина простая – слишком дорого шастать между мирами, да и дел там, поди, невпроворот.
Правильно ли он поступил, решив первым делом обнародовать тайну существования «выхода»? Или прав все-таки Мортенс, свято хранящий секрет, открытый ему москвичами? Да и с чего он, Бойд, может быть так уверен, что Мортенс вообще в курсе событий: запись встречи директора СБА с представителями корпорации «Науком» в сети никто не публиковал. Это лишь догадки.
И посоветоваться не с кем. Был Лохлан – профессор, голова. Он бы эту задачку в два счета расколол бы. Но Лохлан исчез.
Исчезновение рыжего до сих пор оставалось загадкой. Он ушел на очередную прогулку по злачным местам Эдинбурга и не вернулся. Как ни странно, но именно в тот день никто не спросил, куда именно он отправляется. Профессор Флетт живо интересовался веяниями, царящими в обществе. Он изучал социопсихологию на живых моделях, многие из которых сам и создавал или как минимум находил.
Всегда Лохлан, уходя, сообщал место нынешних «полевых испытаний», как он называл свои прогулки. Всегда, но не в тот раз. Именно этот факт обнадеживал Бойда – если бы рыжий оказался чьим-нибудь агентом, выгоднее было бы указать место, где стоило бы искать его, подтасовав факты и создав ложное впечатление о, скажем, собственной трагической гибели. А найти гибель на улицах тех районов, куда обычно отправлялся Лохлан, можно запросто – Бойд не раз высказывал опасения, но профессор пропускал их мимо ушей.
Нет, его не убили – не было ни трупа, ни людей, видевших его мертвым. Никто не смог вспомнить, когда видел его в последний раз – Флетт бывал во многих местах, и найденные ребятами Бойда свидетели путались в датах и количествах встреч. Он просто исчез. Словно испарился, влившись в задержавшийся этой осенью промозглый туман.
Рыжего не было с ними. Именно сейчас, когда помощь знатока процессов, порождающих движение масс, вызывающих у толпы совершенно четкие и понятные намерения, его не было. Но план, разработанный им, остался. Процент успеха в случае, если не появятся неизвестные переменные, Лохлан оценивал как семь к трем. Очень, черт возьми, высокие шансы.
– Поехали, – сказал Бойд, захлопнув тяжелую дверь «Дромадера». Настроение у него сделалось мрачным. – Давай начнем с Punkground.
7
Мортенс с постным выражением лица, без всякого интереса рассматривал окрестности сквозь пыльное тонированное стекло. Отсюда, со сто тридцатого этажа «Солнечной иглы», отлично просматривался красивый, построенный в стиле, объединяющем сверхсовременные технологии и архитектурные веяния с донжонами средневековых замков, небоскреб, до сих пор носящий имя Фадеев- тауэр. Башня Железного Рома заметно ниже «Иглы», и даже с не самой высокой точки штаб-квартиры эдинбургской СБА ее было видно отлично. Выше подниматься не разрешили инженеры – не гарантировали надежную работу лифтов. Падать с высоты около километра Мортенсу совсем не хотелось, поэтому на сто тридцатый этаж он согласился без долгих уговоров.
– Что там происходит? – спросил Мортенс майора из отдела внутренней безопасности, который руководил постом наблюдения, размещенным здесь еще два дня назад.
Майор колдовал с экраном компьютера, управляющего комплексом наблюдения. Сам комплекс увесистой металлической тумбой стоял, прислоненный к мутноватому стеклу. Окна давно не мыли, и это очень бросалось в глаза – когда все идет своим чередом, когда уборка происходит по расписанному на год вперед плану, чистоту не замечаешь. А грязь, которая, кажется, скопилась слишком быстро, начинала раздражать мгновенно.
– Утром монтировали какое-то оборудование на шпиле, сейчас снаружи никого нет. Особой активности в здании не отмечается. Точно могу сказать, что тянут провода. Много проводов.
– Фиксируйте все, что заметите.
– Так точно, – отозвался майор.
Люди в Фадеев-тауэре появились два дня назад.
Представители корпорации «Науком» прибыли на большом транспортном самолете собственного производства. Прибывшие и не пытались скрывать, что являются работниками московской корпорации – по обоим бортам белого, как снег горных вершин, джета тянулась крупная надпись, выведенная иссиня-черной краской: «Науком».
Койман, разумеется, рвал и метал. Он сидел в кабинете Мортенса еще до того, как наукомовцы успели добраться до Фадеев-тауэра.
– Какого черта, Морти?! – заорал он, едва появившись на пороге. – Ты уверял нас, что ваша хваленая новая сеть почти готова. Вы с Филгорном потратили чертову уйму денег, сеть как лежала, так и лежит, а эти московские прохвосты разъезжают по
– Мы – Анклав, – спокойно ответил Мортенс, вставая навстречу Пер-Андерсу. – У нас не закрытая зона. Представители «Наукома» – граждане Анклава, и согласно «Положению»…
– К черту «Положение»! Ты же… – от переизбытка чувств Койман поперхнулся, чем не преминул воспользоваться директор:
– Я бы не рекомендовал вам отправлять к черту «Положение об Анклавах». Каким бы ни был Эдинбург, но мы все еще Анклав. И
– Ты меня еще поучи, щенок! – рявкнул Койман.
Мортенс молча проглотил оскорбление, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он знал, осталось недолго, какой-нибудь месяц или полтора, и Пер-Андерс со своими дружками заговорит совсем другим тоном. Но именно поэтому москвичи, прибывшие в Эдинбург, беспокоили его намного больше, чем Коймана.
Что терять верхолазам? Какие такие секреты хранят они в сети Анклава, что так настойчиво противятся подключению к новому стандарту сети, предложенному корпорацией «Науком»? Скорее их реакция была ответом на тщательно продуманную и отлично сыгранную им вместе с Филгорном игру. И Мейер тоже неплохо подыграл, правда, даже не подозревая, что участвует в каком-то действе. Мортенсу удалось убедить верхолазов в том, что СБА верить можно, а москвичам – нет.
– «В Анклавах действуют законы, установленные настоящим Положением, а также внутренние правила, выработанные корпорациями», – процитировал Койман, тщательно выговаривая слова, как студент на зачете по обществоведению Анклавов.
Напоминать Мортенсу содержание «Положений» нужды не было, он знал их не хуже Пер-Андерса. Может быть, и лучше, хотя, скорее всего, верхолаз намеренно не закончил фразу, написанную в одном из основных параграфов единственного действующего на территории Анклавов закона. «Совместно с СБА», – добавил про себя Мортенс. Когда наступит нужный момент, он обязательно напомнит об этой неточности Пер-Андерсу вслух. Очень громко и отчетливо, чтобы он запомнил это раз и навсегда: «Совместно с СБА»! А СБА здесь, черт возьми, это он – Мортенс!
– Дело в том, – вместо продолжения спора о «Положении» сказал директор, – что «Науком» такая же корпорация как, скажем, «МегаСофт» или «Лира-дельта». Согласно «Положению», расположение штаб- квартир названных корпораций в Эдинбурге не дает им никакого преимущества на его территории. Кроме того, это еще полбеды – у нас связаны руки.
– Сделай так, чтобы эти уроды убрались отсюда, – прошипел Койман, выпустив в сторону директора клубы сизого дыма.
«Да уж, скрывать ему явно есть что», – поморщившись от едкого сигарного дыма, не без удовольствия
