Соломона Эйнштейна напоминала нимб.
Сестра говорила что-то человеку в пиджаке. Джонни наклонился к мистеру Флетчеру и прошептал:
— Зачем вы пришли?
— Это не запрещается, — ответил тот! — Когда кого-нибудь хоронят на нашем кладбище, мы всегда приходим. Помогаем новеньким обустроиться. Привыкнуть. Смерть — всегда потрясение.
— А-а.
— И потом… мы увидели тебя и… и решили попробовать, получится или нет. Мистер Порокки сказал, попытка не пытка. И знаешь, у нас выходит все лучше!
Сестра передала представителю Британского легиона коробку с вещами Томми Аткинса и вышла из часовни, по дороге неуверенно махнув Джонни рукой. Викарий, бросив на Джонни странный взгляд, увел человека в пиджаке в другую дверь.
На улице светило бледное, бессильное октябрьское солнце. Джонни вышел на воздух и стал ждать.
Наконец появился мужчина в пиджаке — с двумя коробками.
— Извините, пожалуйста, — сказал Джонни, поднимаясь, — м-м…
— Что, парень? Дама из «Уголка» сказала, ты пишешь реферат для школы?
Реферат. Потрясающе! Если бы Саддам Хусейн объявил, что пишет для школы реферат по Кувейту, ему бы жилось куда проще…
— М-м… да. Э-э… Можно, я у вас кое-что спрошу?
— Конечно можно. — Мужчина тяжело опустился на скамейку. При ходьбе он прихрамывал и теперь вытянул больную ногу перед собой. Джонни с удивлением увидел, что представитель Легиона почти ровесник его дедушке, но загорелый и подтянутый — человек, который поддерживает форму и лет до восьмидесяти остается капитаном команды по боулингу.
— Ну… мистер Аткинс говорил…— начал Джонни. — Я хочу сказать, он все время повторял, что он — тот самый. Я знаю про земляческий батальон и что все погибли, кроме него. Но я думаю, он не это имел в виду…
— Ты знаешь про Батальон? Откуда?
— Вычитал в старых газетах.
— Ах вот как. Но про Томми Аткинса ты не знаешь?
— Как же не знаю! Он…
— Да нет, я про
— Не знаю, — сознался Джонни.
— Чему вас только в школе учат… Джонни смолчал. Он понял, что это не вопрос.
— Понимаешь… в войну… в Первую мировую войну, когда кто-нибудь записывался в армию, он заполнял солдатскую книжку. Слышал, да? Имя, адрес и прочее. Чтобы это легче было делать, военное ведомство разработало что-то вроде шаблона, и в этом образце в графе «имя, фамилия» стояло: Томас Аткинс. Первое попавшееся имя. Лишь бы показать, куда нужно вписывать данные, например Джон Смит. Но тут вышел карамболь. «Томасом Аткинсом» стали называть среднестатистического солдата…
— Вроде «человека толпы»?
— Да… очень похоже. Томми Аткинс, британский томми.
— Значит, в каком-то смысле Томми Аткинсом была
— Да. Можно и так сказать. Чудно, конечно…
— Но он-то был настоящий. Курил трубку и вообще…
— Ну, я думаю, военные воспользовались этим именем, потому что сочли его самым рядовым. А значит, где-нибудь непременно должен был обнаружиться настоящий Томми Аткинс. Я знаю, он очень гордился своим именем. Точно знаю.
— Он один уцелел из тех, кто был на той войне?
— Нет. Нет конечно. В округе — да. Единственный из Батальона.
Джонни почувствовал в воздухе холодок.
— Он был чудной старикан. Я навещал его каждый год…
Послышался диковинный звук, словно прядку тишины натянули и дернули, как гитарную струну.
Джонни обернулся.
На скамейке их стало трое.
На коленях у Томми Аткинса лежала островерхая каска. Форма сидела на нем плохо. Морщинистая, жилистая старческая шея, торчащая из воротника, напоминала черепашью, а лицо… таких лиц теперь не встретишь. Оно было словно специально придумано для того, чтобы улыбаться из-под полотняного кепи у конвейера галошной фабрики. Томми заметил, как округлились от изумления глаза Джонни, подмигнул и показал мальчику большой палец, а потом вновь принялся внимательно смотреть на дорогу, ведущую к таксопарку.
За спиной у Джонни мертвецы тихонько выходили из часовни — те, что постарше, сквозь стену, те, что помоложе, по привычке через дверь. Все они молчали. Просто стояли и смотрели в сторону главной дороги.
Там, печатая шаг, сквозь машины шел Батальон.
ГЛАВА 6
«Дружные сплинберийцы» маршировали по дороге — левой! левой! левой!
Ни одного старого лица. Все молодые, точь-в-точь как на фотографии.
Но и Томми Аткинс изменился. Теперь это был совсем мальчишка. Он поднялся со скамьи, вышел на автостоянку, чеканя шаг, обернулся и отдал честь Джонни и мертвецам.
Батальон поравнялся с Томми Аткинсом, и он аккуратно шагнул в брешь, специально оставленную для него в строю. Батальон развернулся на месте — кру-у-гом! — и зашагал прочь.
Кладбищенские мертвецы потянулись следом. Они вроде бы брели не спеша, но на самом деле двигались очень быстро, и в считанные секунды стоянка опустела.
— Он возвращается во Францию, — сказал Джонни. Внезапно у него стало легко на душе, хотя по щекам катились слезы.
Человек из Британского легиона — все это время он что-то говорил — умолк.
— Что? — спросил он.
— Томми Аткинс. Он возвращается.
— Откуда ты знаешь?
Джонни понял, что говорил вслух.
— Ну…
Человек из Британского легиона успокоился.
— Полагаю, тебе рассказала дама из «Уголка». Я прав? Он упомянул об этом в своем завещании. Дать носовой платок?
— Да нет. Все нормально, — сказал Джонни. — Да. Она рассказывала.
— На этой неделе мы отправляем его обратно. Он оставил нам карту-план. Надо сказать, очень точную. — Человек похлопал по второй коробке, которую ему отдали, и Джонни вдруг сообразил, что там, по-видимому, покоится все, что осталось миру от Т. Аткинса помимо медалей и пачки выцветших фотографий.
— И что вы должны будете сделать? — спросил он.
— Просто развеять пепел. После небольшой панихиды.
— Там, где… погиб Батальон?
— Именно. Он часто их вспоминал. Уж поверь.
— Сэр…
Мужчина поднял голову.
— Да?
— Меня зовут Джон Максвелл. А вас?
— Аттербери. Рональд Аттербери.
Он протянул Джонни руку. Они торжественно обменялись рукопожатием.
