Джонни и мертвецы

— Боже ж ты мой, они же существуют, — вмешался Эйнштейн. — Минуту за минутой. День за днем. Ну так что стоит подгадать к нужному моменту?!

— Попахивает магией, — сказал Джонни.

— Нет! Это чистой воды физика! Это запредельная физика. Это.. — мистер Флетчер взволнованно взмахнул руками, — метафизика. По-гречески «мета-» значит «за-», а «физика» значит… э-э…

— Физика, — подсказал мистер Порокки.

— Совершенно верно!

— Нет ничего конечного. В действительности ничто не заканчивается.

Это сказал Джонни. И сам удивился.

— Именно! Вы физик?

— Я? — опешил Джонни. — Я ничего не понимаю в науке!

— Чтоб я так жил! Дивно! — восхитился Эйнштейн.

— Что?

— Главное в ученье — свободная голова! Мистер Флетчер покрутил призрачную ручку настройки.

— Ну вот, теперь все в порядке, — сообщил он, поймав какой-то латиноамериканский канал. — Идите все сюда!

— Как интересно, — воскликнула миссис Либерти, мигом облачаясь в платье. — Миниатюрный синематограф?!

Когда Джонни уходил, мертвецы толпились перед выброшенным телевизором и спорили, что смотреть…

Лишь мистер Строгг стоял в стороне, сложив руки на груди, и наблюдал за остальными.

— Теперь уж точно беды не оберешься, — заметил он. — Это есть не что иное, как неповиновение. Якшательство с физикой.

У него были маленькие усики и очки (разглядел Джонни при дневном свете) с теми толстыми стеклами, что надежно скрывают глаза.

— Быть беде, — повторил мистер Строгг. — И виноват в этом будешь ты, Джон Максвелл. Ты их разбередил. Разве так должны вести себя мертвецы?

Невидимые глаза сверлили мальчика.

— Мистер Строгг, — решился Джонни.

— Да?

— Кто вы?

— Не твое дело.

— Да, но все говорят…

— Я всего-навсего верю в порядочность. И в то, что жизнь следует воспринимать серьезно. Существуют определенные правила поведения. И я не намерен отступать от них и участвовать во всяких глупостях.

— Да я вовсе не хотел…

Мистер Строгг повернулся к нему спиной и чопорно удалился к своей маленькой плите под деревьями. Там он уселся, скрестив руки на груди, и угрюмо посмотрел на Джонни. И предрек:

— Ничего хорошего из этого не выйдет.

Он соврал, что ходил к специалисту, — это всегда срабатывало. После этого учителя, как правило, сразу теряли к тебе интерес.

На перемене Холодец сообщил Новость.

— Мама сказала, вечером в мэрии большое собрание по поводу кладбища. Приедет телевидение!

— И что? — хмыкнул Ноу Йоу. — Сколько уже это тянется! Поздно. Уже и интервью были, и опросы общественного мнения — наслушались, спасибо.

— Я спросил маму, можно ли строить на бывших кладбищах, и она сказала, что сперва надо привести священника, чтоб он все там осквернил, — сказал Холодец. — На это стоило бы посмотреть.

— Освятил, — поправил его Ноу Йоу. — Осквернил — это когда приносят в жертву козленка и всякое такое.

Холодец тоскливо взглянул на них.

— Наверное, у меня не получится…

— Точно, ничего не выйдет!

— Я пойду, — вдруг заявил Джонни. — И вы должны пойти, парни.

— Это ничего не. даст, — сказал Ноу Йоу.

— Нет, даст, — заупрямился Джонни.

— Послушайте, кладбище-то уже продали, — сказал Ноу Йоу. — Я понимаю, вы завелись, но поезд-то ушел.

— И все равно нужно пойти, вдруг что-нибудь получится. — Джонни знал это, как знал, что Батальон — это важно. Без всяких на то причин. Просто знал.

— А эти… аномальные ветры опять будут? — спросил Холодец.

— Откуда я знаю? Вряд ли. Они все смотрят телевизор.

Приятели Джонни переглянулись.

— Покойники смотрят телевизор? — переспросил Холодец.

— Именно. Знаю, вы все сейчас соображаете, как бы схохмить. Лучше молчите. Они смотрят телевизор. Наладили старый ящик.

— Наверное, так легче убить время, — сказал Холодец.

— Вряд ли время для них то же, что для нас, — заметил Джонни.

Ноу Йоу спрыгнул со стены.

— Кстати о времени, — сказал он, — я не уверен, что завтра стоит болтаться по кладбищу.

— А что? — заинтересовался Бигмак.

— А ты забыл, какой завтра день?

— Вторник, — сказал Джонни.

— Хэллоуин, — сказал Холодец. — И вы все идете ко мне на вечеринку, не забыли?

— Опа! — сказал Бигмак.

— Принцип на удивление прост, — пояснил мистер Флетчер. — Крошечная световая точка! И все! Мечется вперед-назад в стеклянной колбе. В общем и целом это термоэлектронная лампа. С которой намного легче управляться, чем со звуковыми волнами…

— Прошу прощения, — вмешалась миссис Либерти, — но когда вы стоите перед экраном, изображение становится мутным.

— Извините. — Мистер Флетчер отошел и сел на место. — Что там теперь происходит?

Мертвецы чинно сидели рядами перед телевизором, захваченные сюжетом.

— Мистер Маккензи сказал Дон, что Жанин не может пойти на вечеринку к Доралин, — ответил Уильям Банни-Лист, не отрываясь от экрана.

— Должен признаться, — подал голос Олдермен, — я представлял себе Австралию несколько иначе. Я полагал, там больше кенгуру и меньше неподобающе одетых девиц.

— А я очень даже люблю девиц, — сказал Уильям Банни-Лист.

— Мистер Банни-Лист! Постыдились бы! Вы же мертвы!

— Но у меня прекрасная память, миссис Либерти.

— А! И все? — воскликнул Соломон Эйнштейн, когда зазвучала музыка и по экрану пошли титры. — Но мы так и не узнали, кто взял деньги у Мика из кармана!

— Господин в телевизоре сказал, что завтра будет новое представление, — напомнила миссис Либерти. — Нужно не пропустить!

— Темнеет, — заметил мистер Порокки из задних рядов. — Пора возвращаться.

Мертвецы оглянулись на кладбище.

— Если, конечно, вы не против, — с легкой улыбкой прибавил он.

Мертвецы молчали. Потом Олдермен сказал:

— Будь я проклят, если вернусь туда! К черту!