Пастух любил в эту пору ходить по грибы, он знал очень удачливые места, но нынче грибов было так много, особенно маленьких черношапочных груздей и ярких мухоморов, что даже не требовалось забираться в чащу. Однажды ему попался красноголовик, иначе говоря, подосиновик на крепкой, как ствол березы, ножке. А ведь он считался исчезнувшим.
Пастух, однако, верил в силу и неутомимость земли, как и в то; что наступит время, когда на нее вернется многое из утраченного. Ведь возвратились же в реки, стоило только по-настоящему захотеть людям, очень многие рыбы.
Прохладным октябрьским утром, едва пастух, вернувшись из лесу, выложил грибы из корзинки в таз, он услышал, что возле дома застучал и замолк мотор вездеходного мотоэлектротракторишки. Обычно он работал бесшумно, как швейная машинка, но тут, видно, что-то случилось, а запчастей на складе не оказалось. Пастух вышел на крыльцо.
– Эй, пастух! - крикнула ему секретарь правления колхоза, девушка веселая и разбитная.- Тебя председатель кличет. Подвезти или сам доберешься?
– Доберусь, не беспокойся! - отозвался пастух.
– Как знаешь! - засмеялась девушка.- А то бы подбросила! Мне как раз по дороге!
– Спасибо, я сам,- повторил пастух.- Да и грибы разобрать нужно. Вон, видишь, целая корзина.
– Была охота по лесам время терять! В магазине готовых бери - не хочу. Отборные шампиньоны.
– Это то, да не то,- ответил чуть сконфуженно пастух.- Да и у меня отборные. Что попало не беру.
Девушка махнула рукой и завела мотор, но тут же заглушила двигатель.
– Ты бы, пастух, поставил наконец телефон. А то один в селе без связи остался.
– Мне и без телефона хорошо,- сказал пастух.- У меня своя связь.
– Ну-ну,- засмеялась девушка снова.- Связист ты наш ненаглядный!
Потом оборвала смех, добро взглянула на пастуха, будто что-то сказать хотела, но промолчала и резко тронула с места.
Пастух вернулся в дом, разобрал грибы, спустил их в погреб, а затем быстро собрался. Надо знать нрав председателя - тот терпеть не мог болтунов и опаздывающих. Он называл их - “лишние люди”. Когда ему говорили, что так в свое время называли любимых героев Пушкина и Лермонтова, он, пыхая трубкой, говорил: “Ничего такого не знаю. По мне лишний- кто языком мелет, а в деле не смеет… Так-то, друг любезный, и не иначе!” Поднимаясь по лестнице в кабинет председателя, пастух понял, что колхозный голова давно на месте: пахло его любимым табаком сорта “Особенный”. Когда председателя спрашивали, где он достает этакую дрянь, тот односложно и загадочно отвечал: “Из старых запасов” - и гладил лысую голову, довольно хмыкая. Запасам было, наверное, лет сто. Кто-то из бывших колхозных курильщиков разведал, что такой сорт табака выпускался в семидесятых или восьмидесятых годах прошлого, двадцатого века.
Председатель восседал за огромным столом, близоруко уткнувшись в какие-то бумаги. Поверхности стола едва не касалась застывшая в уголке рта большая курительная трубка. Что она большая, огромная, было особенно видно на фоне добродушного и просторного председателева лица.
– О, пастух! Садись, друг любезный. Жду тебя. Молодец, шустро прибыл!
– А что, бывали случаи? - как бы даже с ехидцей спросил пастух, зная, что председатель не выносит поддакивателей, чем он сильно нравился пастуху.
– Нет-нет. Шучу. Ты у нас не опаздываешь, птичка ранняя… Кстати, друг любезный, Ласка твоя любимая, говорят, опять захворала?
– Это правда,- огорченно сказал пастух.- Уж и не знаю, что делать. Беда. И то с хозяйкой делали, и это - не помогает пока. Но ничего, поднимем на ноги. Ласка у нас существо, нежное, но стойкое. Это с ней не впервой!
– Ладно, думай,- рубанул председатель рукой воздух и пыхнул трубкой.- Я-то по другому поводу тебя вызвал. Тут, понимаешь, получил я на днях нагоняй. Да что там нагоняй - разнос настоящий!
И он указал большим пальцем куда-то вверх, где были потолок и звезды.
Пастух удивленно взглянул на председателя. Тот продолжал:
– Был вот в райцентре, и там мне рассказали, что летом с тобой встречался сотрудник космической разведки, и ты его, между нами говоря, обвел вокруг пальца. Мне-то, конечно, сказали иначе - дезинформировал. То есть ты сказал якобы, что какой-то конкретной ночью ничего подозрительного в округе не видел и не слышал. Но выяснилось, что специальные приборы - их показания, правда, были расшифрованы позже - говорят о другом.
– Какой ночью? О чем о другом? - спросил пастух, как бы ничего не понимая.
– Ну, что в нашем районе находились инородные космические тела. Зафиксированы отклонения в магнитном поле, а на лугу недалеко от твоей сторожки возле старого дуба обнаружены следы сгорания неизвестного топлива.
– И что же?
– И то. Все вокруг тебя крутится. Вокруг избушки твоей на курьих ножках. Прикидывается еще! Ваньку передо мной валяет!
Пастух по-прежнему молчал, загадочно улыбаясь.
– Что молчишь? Дезинформировал или не дезинформировал?
Пастух сказал: - Не дезинформировал.
– А что же тогда? - пыхнул трубкою председатель, заходясь от возмущения.
– Обвел вокруг пальца,- ответил пастух.- Обмишурил, короче.
Председатель вскочил с кресла, колобком выкатился в центр кабинета.
– Я так и думал! Меня не проведешь. Знаю тебя, друг любезный! Аи да молодец! - председатель заходил по комнате, потирая руки.- Ничего не знает. Ничего не понимает. Творец! Небожитель!
Пастух оставался спокоен.
– Хорошо, что я так им и сказал, что не мог ты, простая душа, дезинформировать. Если бы, сказал я, пастух что-нибудь видел - не стал бы юлить… Так, поверь, и сказал… Да-а… Знал я, знал заранее, что покрыть тебя нужно!… Поэт-стихотворец!… Ночами ему не спится! Муза к нему прилетает!…
Голос председателя гремел весенним громом…
– Ну и что? - остановился он напротив пастуха лицом к лицу.И как ты с пришельцами общался? Стишата свои небось читал?
Пастух молчал.
– Ну, скажи, скажи,, друг любезный. Мне-то скажи,- пыхкал председатель трубкой.
– Хорошо общался,- ответил пастух.- Примерно. Вежливо. Сказал, что хозяйство наше передовое, хозрасчетное. Миллионер и т. д.
– Ага,- прервал его председатель.- Говори-балакай. Так я тебе и поверил. Нечего мне голову морочить. Я тебе не звездная разведка и не космометеопрогноз!
Затем он вздохнул и сказал обреченно:
– Ладно, иди. Жду от тебя к Октябрьским праздникам оду в честь передовиков. Вон как люди-то работают! У соседей, смотришь, и там химия, и тут речку отравили. А у нас - и чистота, и хозяйство с прибылью!
– Да, округу вы бережете. И людям даете развернуться. За то любим и ценим,- сказал пастух.
– Ладно, говори-балакай! Так я тебе и поверил,- зашумел председатель, улыбаясь.- О черт, пора трубку выбивать! Заходи просто так, друг любезный. Скучаю без тебя!…
По дороге домой пастух перебирал в памяти детали разговора. Смотрика, доискалась космическая разведка - не прошло и года. Вот оперативность! Просто завидная… А о себе все говорят: мимо нас и звездная мышь не прошмыгнет…
Председатель, спасибо ему, выручил. Словно сердцем почуял, что ничего важного пастух не сообщил бы косморазведчикам. Не рассказывать же было про встречу с Яа. Про их ночную прогулку, беседу у берез, про молоко. Тут бы, правда, и сам председатель его не поддержал. “Как Яа?! Мало тебе красавиц в колхозе? До сих пор неженатиком ходишь. Вон, например, секретарша у меня - чем не невеста? С высшим филологическим образованием. С ЭВМ на “ты”. С домашним комбайном на “ты”. Секрет старинных блинов да пирогов знает. Машину водит… Свободный мне художник! Пушкинист! Музодер!” Трудно даже представить шквал его ругательств. Причем слово “музодер” было лишь одним из его собственных лексических
