Маздам опять поднял руку.
— Ну, я однажды убил всех четырех из…
— Да, да, да, — раздраженно махнул рукой Профессор Спасли. — Ты убил это и украл то, нанес поражение гигантским человекоядным авокадо, но… это все… ерунда. Шелуха, вот что это такое, господа! Вы ничего в мире не изменили! До вас никому нет никакого дела! В Анк-Морпорке я учил мальчишек, которые были искренне уверены, что вы — миф. Вот чего вы добились. Они не верят, что вы на самом деле существуете. Считают, что вас кто-то выдумал. Вы — сказки, господа. И когда вы умрете, никто этого не заметит, потому что вас уже считают мертвыми!
Он сделал паузу, чтобы восстановить дыхание, и затем продолжил, уже более медленно:
— Но здесь… здесь вы могли бы обрести плоть. Могли бы перестать играть и начать жить. Могли бы возвратить миру древнюю и местами подгнившую империю. По крайней мере… — Его голос почти совсем стих. — По крайней мере, на это я надеялся. Мне действительно казалось, что, возможно, мы и в самом деле могли чего-то добиться…
Он сел.
Орда осталась стоять, разглядывая свои ноги и колеса.
— Гм. Можно я скажу? Все до единого вельможи выступят против вас, — промолвил Шесть Благожелательных Ветров. — Они уже рядом, на подходе со своими армиями. Обычно они дерутся между собой, но сейчас они все будут сражаться против вас.
Я им что, так не нравлюсь? Они предпочитают какого-нибудь отравителя, вроде Хона? удивился Коэн. — Он же настоящая сволочь!
— Да, конечно… но эта сволочь из ихних.
— Мы могли бы легко отбить нападение. У этого дворца толстые стены, — заметил Винсент. В смысле не бумажные.
— Даже не думай, — возразил Маздам. То ко не осада. С этими осадами вечно столько геморроя. Ненавижу есть крыс и башмаки.
— Чиво?
Он сказал, ВО ВРЕМЯ ОСАДЫ ЖРУТ КРЫС И БАШМАКИ, А ОН ЭТОГО НЕ ХОЧЕТ.
— Крысам — — башмаки? Зачем?
— Сколько у них солдат? — спросил Коэн.
— По-моему… тысяч шестьсот-семьсот, — ответил сборщик налогов.
Прошу прощения, Коэн спустился с трона. — Я должен посоветоваться с Ордой.
Орда сгрудилась в кучу. Хриплый обмен репликами перемежался периодическими «чиво?» Затем Коэн повернулся.
— Моря крови, говоришь? — прищурился он.
— — Э-э. Да, — Подтвердил сборщик налогов.
После некоторого перешептывания из Орды высунулась голова Маздама.
— И горы из черепов, говоришь?
— Да. Да, именно так я и сказал. Наверное, — еще раз подтвердил сборщик налогов.
Он нервно посмотрел на Ринсвинда и Профессора Спасли. Те лишь пожали плечами.
Бу-бу-бу, бу-бу-бу, «чиво?»…
— Прошу прощения?
— Да?
— А какой примерно вышины должна быть гора? Черепа, их ведь довольно трудно уложить.
— Откуда мне знать? Достаточно высокая!
— Много черепов!
— Просто хотел уточнить.
Орда, казалось, пришла к какому-то решению. Они повернулись к Ринсвинду и Спасли.
— Мы будем драться, — объявил Коэн.
— Предупреждать надо было обо всех этих черепах и крови, — поддержал его Маздам.
— Мы им покажем, какие мы мертвые! — крякнул Хэмиш.
Профессор Спасли покачал головой.
— Вы, наверное, чего-то не поняли. Наши Шансы на победу — один к миллиону! — воскликнул он.
— Зато какое доказательство того, что мы живы! — хмыкнул Калеб.
— Да, но весь смысл моей затеи заключался в том, чтобы показать вам: можно добраться до вершины пирамиды другим путем, вовсе не обязательно резать всех направо-налево, возразил , Профессор Спасли. В застойном обществе .го действительно возможно. Но если вы вступит в бой против сотен тысяч, то наверняка погибнет.
И вдруг, к собственному изумлению, добавил.
— А может, и нет.
Орда заухмылялась.
— Риск нас не пугает, заявил Маздам.
— Нам нравится рисковать по-крупному — добавил Калеб.
— Видишь ли, Проф, один шанс из миллиона не многим отличается от одного шанса из десяти, объяснил Коэн. — Давай прикинем… — Ом принялся загибать пальцы. — Во-первых, средний солдат, который сражается за деньги, а не за свою жизнь, не станет рисковать столь дорогой сердцу шкурой и лезть вперед. Он что, дурак? Пусть другие умирают первыми. А во-вторых, какой бы большой армия ни была, вся разом о на нас не навалится. Одновременно к нам может приблизиться не так уж много людей, и все они будут пихаться, толкаться и так далее…
Коэн уставился на свои пальцы с выражением человека, намеревающегося добавить к сумме окончательное, решающее слагаемое.
— …И в-третьих — подсказал Профессор Спасли, зачарованный его логикой.
— Да, верно, в третьих… Размахивая мечами, они в половине случаев будут попадать друг по другу, избавляя тем самым от лишних хлопот. Понял?
— Даже если это правда, долго вам все равно не продержаться — запротестовал Профессор Спасли. — Ну, убьете вы одну сотню, другую, а дотом устанете. Тогда как у противника не будет недостатка в свежих силах.
— Не волнуйся, они тоже ой как устанут, — бодро ответил Коэн.
— Почему?
— Потому что, чтобы добраться до нас, им придется карабкаться вверх, на о-очень высокую гору сам догадываешься из чего!
— Вот это логика, это я понимаю, — в голосе Маздама звучало одобрение.
Коэн хлопнул потрясенного профессора по спине.
— Главное, ни о чем не тревожься, — сказал он. — С помощью твоего Плана мы получили империю, а с помощью нашего — сохраним ее. Ты показал нам цивилизацию, а мы покажем тебе варварство.
Он сделал несколько шагов и обернулся со зловещим блеском в глазах.
— Варварство? Ха! Когда мы убиваем, то делаем это открыто, глядя врагу в глаза, и в потустороннем мире мы с радостью, позабыв все зло, Угостим своего неприятеля кружкой пива. Я ни разу не встречал варвара, который резал бы людей медленно, в закрытых от света комнатушках или пытал бы женщин, чтобы их ножки выглядели хорошенькими, или подсыпал бы в тарелку яд. Цивилизация? Если это и есть цивилизация, то можешь засунуть ее туда, где не светит солнце!
— Чиво?
— Он сказал, ЗАСУНЬ ЕЕ ТУДА, ГДЕ НЕ СВЕТИТ СОЛНЦЕ, Хэмиш.
— А? Как же, бывал там, бывал.
Но цивилизация это… не только то, о |РМ ты говоришь! отчаянно воскликнул Профессор Спасли. Есть еще музыка, литература, концепция справедливости, идеалы…
Бамбуковые двери скользнули в стороны. Воины Орды как один повернулись и, скрипнув суставами, обнажили мечи.
Люди, показавшиеся в дверном проеме, были довольно высокими и гораздо лучше одеты ли, чем крестьяне. По их манерам чувствовалось, они привыкли, чтобы им уступали дорогу. Однако впереди всех
