— Что ж ты, намерен бобылем жить? — засопел отец.
— Пора тебе, сынок, жениться, — наставляла мать.
— Да не на простыне же! — закричал Слава.
— Вот заладил, — не поняла мать. — Простыня да простыня… Хозяйка будет…
— Мама, надо мной смеяться будут!
— Кто же это засмеется? — всплеснула руками мать. — Чай дети будут.
— Да я лучше повешусь! — Славик пулей вылетел из квартиры родителей.
…Весеннее солнце грело, и, глядя на расцветавшую зелень, он понял, что не повесится. Умереть у него не хватало силы воли.
— От судьбы не уйдешь, — сказал ему чей-то чужой и далекий голос, точно с небес, — Этой простыней тебя и накроют, перед тем как понести…
Владислав поднял голову и посмотрел в яркое весеннее небо.
Жить с простыней? О, господи! Пощади! А, впрочем, и без простыни не обойтись…
Возле дома он встретил растрепанную пенсионерку с задушевными глазами. Она возникла перед Безугловым, точно святой дух.
— А-я-яй, — качала она головой. — А на вид такой тихий, а скандалит. Мать и отец убиваются из-за тебя…
— Да идите вы! — недовольно буркнул Владислав.
— А-я-яй, — замахала руками пенсионерка. — С ума спятил!
— На тебя не похож, так уже и спятил!
— А-я-яй, — качала она головой. — В женсовете жалоба на тебя.
Славик не слушал ее. А дома у него простыня наводила порядок.
— Вот прибираюсь, — сказала она. — Приходил знакомый пододеяльник, мы с ним поболтали немножко.
Владислав не ответил и лег на голый матрац.
— Тебе неуютно? Не огорчайся, милый. А впрочем, черт с тобой…
Ночью ему снился кошмарный сон. Будто его заперли в тесной комнате без окон, без дверей. Всю ночь до самого рассвета в темноте перед ним летала мокрая, холодная простыня, норовя обнять… Но перед утром согрелся, натянув на себя сверху эту простыню.
— А я замуж выхожу, — услышал он на рассвете.
— Да, дорогая, — сквозь сон проговорил он.
— Ты не рад?
— Рад, дорогая.
— Я знала, что ты хочешь от меня отделаться, — донеслись до него ласковые слова.
Ему было тепло и уютно. И он ласково отозвался:
— Я на все согласен. Могу и жениться…
— Ты? — Она засмеялась. — А при чем здесь ты?
— А кто же еще? — пробурчал Славик.
— Да, я ухожу от тебя, милый, не горюй. Жалко мне тебя, да что делать…
Он почувствовал, как холодный воздух из форточки охватил его полуголое тело: стало зябко, тревожно и неуютно. Потом ему сделалось страшно. Утром следующих суток соседи обнаружили повесившийся труп Владислава Игоревича. Следствие длилось полгода, допросы, показания свидетелей не могли объяснить загадочной смерти серьезного человека.
Андрей Фальков
Как стать человеком
— Рэнк, мой мальчик, вставай! — Голос матери сквозь сон слышался тихо-тихо.
Рэнк потянулся в кровати, протер глаза и сел. Пора собираться на работу, и мать опять встала раньше его. Как это у нее так получается?
Ему бы еще понежиться в постели, а у матери сна ни в одном глазу, она уже командует на кухне роботами.
Взяв себя в руки, Рэнк вскочил и быстро оглядел свою комнату. Он опять всю ночь писал стихи и теперь бросился убирать в стол свои блокнотики, чтобы мать не узнала.
— Иду, мама!
Рэнк распахнул дверь своей комнаты и пробежал прямо под душ. Как хорошо! Холодный душ по утрам — тоже одно из его чудачеств.
— Кушай, сынок, — мать погладила его по голове, когда он плюхнулся за стол, — что-то вид у тебя сегодня нездоровый.
— Поэты, сынок, — внушительно вставил отец, — это прислуга общества, а ты рабочий и должен этим гордиться.
— Я и горжусь, но не понимаю, какая здесь связь с моими стихами.
— Самая прямая, — мать укоризненно покачала головой, — ты вот не выспался, значит, работать будешь плохо. Голова у тебя не тем занята, потому и по службе не двигаешься. В школе из-за стишков плохо учился, а ведь мог бы инженером стать.
Все, что говорили родители, было правдой. И в школе он плохо учился, и знания ему с помощью внушения записать не могли, и на работе дела шли скверно. Да и со стихами все правильно — не его это, маленького человека, дело. Он рабочий и только упорным трудом может добиться чего-то в этой жизни.
Рэнку показалось, что ему не хватает живого общества людей, он выбежал на улицу.
Станок, на котором он работает, чертовски хорош. Бортовая ЭВМ — и мозг, и собеседник, и советник, и инструмент. За всю смену Рэнк общался с людьми не более получаса, все остальное время принадлежало станку. Кругом только автоматы, ни одной живой души.
Рэнк не мог, не вскрывая станок, увидеть выпускаемые детали, не знал, для чего они нужны и куда потом идут. Вскрывал станок редко: в его обязанности входило лишь программирование и настройка с целью улучшения качества деталей, да еще немногие операции, не требующие механической работы. Многое в станке Рэнк сделал сам: вставил другой лазер, переделал накопитель и стол, написал несколько новых программ.
Начальство довольно, и все коллеги на его месте тоже, но для чего все это нужно? Работать, чтобы жить? Если он винтик в машине, то какой винтик, где его место? Страшные вопросы, лучше их не задавать.
В цехе Рэнк включил аппаратуру. Ему давали три часа на совершенствование станка.
— Привет, Рэнк! — вспыхнул экран связи.
— Привет, Ван. — Рэнк нажал клавишу ответа.
— Ну, как дела?
— Попробую новую программу управления интенсивностью пучка.
— За три часа успеешь?
— Не знаю.
— Если не успеешь, предупреди заранее, мы включим другую линию.
— Хорошо.
— Я создал тебе все условия для творчества?
— Да, спасибо. Пришли холодного соку и часа через два подай робота с заготовками.
— Сделаю.
Экран погас; Рэнк откинулся в кресле и саркастически усмехнулся. Ему созданы все условия, а ему все ж чего-то не хватало. Творчество для него было целью, а не средством. Совершенствуя свой завод, люди искали кратчайший путь к ней. Его же, Рэнка, удовлетворял путь любой. Ну зачем ему эта программа? И старой вполне достаточно. Он хронический лентяй.
