Двадцать седьмой ясно запомнил день, когда привычный и уже мнящийся неизменным уклад был в одночасье нарушен.
В тот день вместо утренней разминки их загнали в душ и бассейн, а когда из бассейна вывели, Весемир не свернул, как обычно, в конце длинного коридора, а отпер всегда закрытую дверь в торце его и еле заметно качнул головой.
Двадцать седьмой осмелился взглянуть налево - там хромой Владзеж и по обыкновению закутанный в черное Филипп вкатывали в палаты койки на специальных колесиках, и к каждой был пристегнут мальчуган, кажущийся совсем малышом.
Весемир не позволил двадцать седьмому долго смотреть.
Их новое жилище больше походило па казарму, нежели на больничную палату, но об этом, естественно, будущие ведьмаки узнали много позже. Теперь вместо утренней разминки всех четверых использовали на хозяйственных работах - приходилось драить полы в коридорах клиники, чистить па пищеблоке картошку, одновременно постигая азы обращения с ножом, таскать непонятного предназначения предметы, зимой - убирать снег перед входом в здание. Но послеобеденные занятия никто не отменил.
Как-то сами собой к ним прилипли новые прозвища - пятого дразнили Головастиком, вполне справедливо - взрослые часто шутили, как, мол, такая спичечная шея удерживает эдакий жбан? Двадцать первого звали Палец, а причина успела благополучно забыться. Двадцать седьмого прозвали Генерал - не то за размеры, не то за то, что в четверке он сразу занял главенствующее положение. К тридцать четвертому, самому маленькому и подвижному, приклеилась кличка Шустряк.
Время потекло еще быстрее. Через год троица выживших после очередного испытания фармацевтикой малышей присоединилась к растущей как на дрожжах четверке. Еще через год будущих ведьмаков стало пятнадцать. Головастик, Палец, Генерал и Шустряк, естественно, верховодили в этой компании. В силу возраста и уже накопленного опыта. Случалось все - и драки, и ссоры, но Весемир с остальными учителями умело и терпеливо приводили мальчишек к мысли, что все они - братство, а братья стоят друг за друга горой.
Когда Головастику исполнилось десять лет (он был единственным, чей день и год рождения были известны достоверно), четверку старших начали обучать обращению с оружием.
– Геральт! Смотри!
Ведьмак соизволил повернуть голову только на втором слове. Просто на зов он не отреагировал.
Там, куда указывала Ксана, на куче какого-то невнятного мусора, шевелился продолговатый сверток, напоминающий червячка-шелкопряда. Извивался. И тоненько хныкал.
Геральт нахмурился.
– Этого только не хватало!
Ксана преобразилась в мгновение ока. Еще секунду назад она могла думать только о том, как постыл ей этот бесконечный путь и как надоела увесистая ноша с продуктами за спиной. Теперь она не могла думать ни о чем, кроме находки. Ибо сверток оказался младенцем, а материнский инстинкт в женщинах любой расы сидит чрезвычайно глубоко и просыпается едва ли не мгновенно.
– Геральт! Он голоден!
– Естественно, - процедил ведьмак сквозь зубы. - Кто ж его тут накормит?
– Надо найти молока! И бутылочку!
Геральт вздохнул.
– Вообще-то надо идти дальше. Потому что молока мы все равно не найдем, не говоря уж о бутылочке. Потому что тащить пацана придется именно тебе, мне это сто лет не нужно. Потому что ты бестолковая дикарка с большого завода и не умеешь ухаживать за детьми. Поэтому он у тебя сначала начнет беспрерывно орать… впрочем, он уже начал. Потом на него нападет какая-нибудь хворь, и орать он станет гораздо громче. Потом он умрет, и орать начнешь ты, ведь тебе будет его жаль.
Ксана потрясение выпрямилась.
– Ты что? - недоуменно прошептала она. - Предлагаешь его бросить?
После вчерашнего вечера со сказочным ужином и сливяницей Ксана почти уже решила, будто сердце у ведьмака все-таки наличествует. Не хотелось верить, что она ошибается.
– Именно это я и предлагаю. Бросить. Тогда он умрет быстро и почти безболезненно. Или его кто-нибудь найдет. В конце концов, мы даже не знаем - брошен ли он? Вдруг его мамаша как раз занята поисками молока?
– Ты еще убить его предложи! - возмущенно выкрикнула Ксана и взяла младенца на руки. - Чтоб не мучился зря!
– Я не убиваю детей, - равнодушно сообщил Геральт. - К тому же такое решение напрочь лишает сию недоросль законного шанса выжить путем счастливой случайности.
Личико младенца было красненьким и сморщенным. Плакал он уже давно, наверное, не первый час. Грязная пеленка скрывала тщедушное тельце. Впрочем, Ксана действительно совершенно не представляла себе, как полагается выглядеть новорожденному младенцу и какого вообще он возраста. Может, он как раз и должен именно так выглядеть.
– Бросила бы ты его, - снова скептически предложил Геральт. - Через пустоши с такой обузой…
Ксана перехватила ношу поудобнее, пристроив маленькую горластую головку па сгибе локтя.
– Неужели тебе его не жаль? - спросила она горько.
– Мне не может быть его жаль, - терпеливо пояснил Геральт. - Я ведь ведьмак, воплощение безразличия ко всему, кроме работы и денег. К тому же я все равно не могу ему помочь, поэтому жаль или не жаль - не имеет абсолютно никакого значения.
– Ты ведь призван защищать живых от чудовищ!
Ксана все никак не могла успокоиться.
Геральт удивленно огляделся:
– А где здесь чудовища? Кроме меня - ни одного. А от меня этому заморышу не исходит никакой угрозы. Говорю тебе, брось, не выходишь ты его.
– Может, это девочка. - Ксана сбилась на ворчание. - Откуда ты знаешь?
– Да от него разит за версту! - Ведьмак брезгливо сморщил нос. - От девки, правда, разило бы ничуть не приятнее, но иначе. Пацан, можешь не сомневаться.
Ксана покорно вздохнула. Главное - хозяин не ПРИКАЗЫВАЕТ бросить. Пока только советует. А значит, можно его чуть-чуть ослушаться. Несмотря ни на что, она точно знала: нельзя бросать маленьких детей в ненаселенном районе! Да еще так близко к окраине.
Целый час Ксана заглядывала в каждое строение, хоть отдаленно напоминавшее продуктовый склад или давно разворованную бродягами лавку. Все напрасно. Никакого молока. А что еще можно предложить младенцу, кроме воды, - Ксана не знала. Не тушенки же?
– Геральт! - взмолилась Ксана. - Может, ему сгущенки развести? Воды нам хватит…
– А у тебя есть сгущенка? - У Геральта натурально отвисла челюсть. - Ну и дура же ты! Давай разводи. Где вода? Да не из фляги, там сырая, бутылочку «Аква минерале» откупорим. Не эту! Ту, что без газа, балда!
Ксана аккуратно опустила малыша прямо на асфальт и лихорадочно рылась в драной сумке, обнаруженной сегодня утром на памятном складе. Банку сгущенки она приметила именно там, и Геральт действительно ничего не заметил. Да он и не смотрел особо, чем рабыня занимается. Только велел набрать побольше тушенки - паршивой, кстати, пекинской, но на складе другой не нашлось. Ксана послушалась, а потом весь день маялась с тяжеленной сумкой. Но мысль о том, что предстоит поход через пустошь между Большими Киевом и Москвой, путь в несколько дней… Да по пустоши, по пустоши, где ни единого дома, ни единого заброшенного магазинчика из воспоминаний детства или осточертевшей заводской столовки, где, случается, можно порыться и найти какие-нибудь крохи…
– Вот…
Небольшая пол-литровая пластиковая бутылочка «Аква минерале» перекочевала к Геральту. Половину воды он бесцеремонно выпил; потом проделал обычным гвоздем две небольшие дырочки в банке сгущенки. Ксане пришлось помочь - одной рукой Геральт не мог одновременно удерживать гвоздь и ударять по шляпке подобранным по соседству булыжником. К счастью, Ксана не попала ведьмаку по руке.
Вскоре в бутылочке плескалась жидкость, по виду и впрямь довольно похожая на молоко. И тут Ксана
