программ, позволяющих ускорить запуск 'рефлекса Казаряна'. Ускорили - месяц. Какой-то далай-лама предложил медитативный тренинг 'Древо Бодхи', заявив, что готов способствовать приходу в мир новых архатов. В 'Эмпакоме', переименованном в 'Ментат Интернешнл', к далай-ламе отнеслись с пониманием. Исследовали, проверили, добавили. Древо Бодхи пустило корни. Зазеленело. Расцвело. Время адаптации - около недели. Говорят, есть шанс сократить еще чуток. Вот она, вторая тетрадка. Я вернулся к записям через шесть лет после интервью у Казаряна. Вернулся другим человеком: помнится, в отличие от деятельного юнца, тогда меня увлекала, будь она неладна, психологичность текста. В ущерб сюжету и прочим интригам. Мои материалы стали излишне длинными - редактора бранились, сокращая. Видимо, здесь я собрался реализовать 'новые веяния' без чужого карандаша. Когда я перелистываю страницы, изнутри выпадает огрызок листа для принтера. Кружится бабочкой-капустницей, падает на пол. Поднимаю, вчитываюсь в безликий машинный шрифт:
…Зима скатилась к февралю, И, напоследок огрызаясь, Вчерашний волк, Сегодня - заяц, Готовится почить в раю.
Очень кстати. Откуда взялся февраль, если на дворе стояло лето? Хоть убей, не помню - кто такой Индж, чью фразу я поставил эпиграфом.
ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ
Когда прародители бежали из рая, Адам, вероятно, сказал Еве: 'Дорогая, нам выпало жить в переходный период!' Уильям Индж
Зубная паста закончилась весьма невовремя. Выдавив из тюбика 'Blend-a-med' жалкие остатки, Кирилл рьяно орудовал щеткой. Сказывалось напряжение, не отпускавшее с прошлого четверга. Десна на месте двух выпавших зубов слегка кровоточила. Надо сходить к стоматологу. Надо. Но позже. Он лукавил, зная: это 'позже' будет тянуться до последнего. Всегда боялся боли, вторжения в святыню тела. Не по-мужски? Настоящий мачо запросто отгрызет себе лодыжку, лишь бы не показаться трусом? А мы и с лодыжкой… Так, теперь побриться. Хочешь быть красавцем? - запросто. Мачо - они впридачу бреются редко. Со щетиной ходят. Голуби-сизари. Сегодня Ванда вернется из тест-центра. После разлуки - домой. После огромной, чудовищной, невероятной разлуки в целую вечность: пять дней. Когда сам уезжаешь в недельную командировку, собирая материал или желая урвать эксклюзив-интервью, не испытываешь ничего особенного. Знаешь, что жена дома, что она ждет… Есть большая разница: когда ждут тебя, и когда ждешь ты. Очень большая. Покидая дом, ты движешься, покупаешь билеты, ешь сваренные вкрутую яйца, посыпая их солью, говоришь с попутчиками о пустяках, теряешь взятые в дорогу шлепанцы, встречаешься с людьми, возвращаешься, наконец. Поток жизни не прерывается, создавая иллюзию постоянства. Зато отсутствие любимого человека, пусть короткое… Ждешь, ждешь, ждешь, утопая в бездействии - что бы ты ни делал при этом, бездействие неотвратимо, как похмелье после недельного запоя! - в полной уверенности, что вернется кто-то другой, подменыш, восковая кукла с глазами-пуговицами, и никаким делам, никакой водке не выбить этого странного и страшного ощущения. По идее, если верить рассказам приятелей, следовало устроить загул. Праздник одинокого мужчины. Навести баб, учинить дым коромыслом и сейчас спешно выносить на помойку пустые бутылки и мятые лифчики, испещренные предательскими отпечатками пальцев. Матерясь, опаздывая в тест-центр и с ужасом представляя грядущий скандал. Кирилл улыбнулся. Жуткое зрелище: улыбка тонет в пене для бритья. Соскучился. И чуть-чуть страшновато: увидеть Ванду с 'ментиком'. Умом понимаешь, что все просто, обыденно, что это сродни жене, сидящей за рулем автомобиля, - чудо техники, приятный подарок прогресса. Чужих людей видел навалом. Сразу и не поймешь: очки, слуховой аппарат, обруч в волосах, крупные, яркие клипсы - или?.. Иногда под шляпой прячут. Каждый располагает 'ментик' там, где ему нравится. Никаких чипов, электродов, вживленных в висок - лишь бы вплотную к голове. Но это чужие, посторонние люди… чужие головы. Почему мы, еще больше вторжения в тело, боимся вторжения в мозг?! В душу?! Хотя душа здесь ни при чем. И 'мы' ни при чем. Боящееся 'мы' - это мычание тринадцатипроцентного отряда сейфов и стариков, ворчащих по поводу любых новшеств. Отряд не заметит потери бойца… Брызги одеколона (Ванда в марте подарила…) обожгли щеки. Хватит думать о глупостях. Пора одеваться.
Во дворе бегал эрдельтерьер Маргинал, для друзей Марчик или Маря. Лохматый кирпич морды излучал буйное удовольствие от выгула. Временами пес падал на спину, катаясь по траве, и надо было числиться закоренелым пессимистом, чтобы не позавидовать 'брату меньшему'. Кирилл порадовался теплому деньку за компанию с Марчиком, вдруг сообразив, что, несмотря на брюзжание синоптиков, погода напрочь избаловала народ. Теплая, обильно снежная зима. Мягкое лето. Даже обычные ливни в мае и начале июня… Ванда называла их 'шампанским'. Легкие, прозрачные, искрящиеся. Пена на лужах, и почти сразу: умытое дождем солнце. В небесной канцелярии у человечества явно объявился тайный протекционист. - Маря, Маря… Эй, сардель-терьер! Ты это брось! Лапами грязными… Хозяин пса, Семен Григорьевич, лежал под истасканным 'Фордом', временами брякая инструментом. Иногда казалось: в отличие от непоседы- Марчика, без почесывания железного пуза 'Форд' с места не двинется. - Здрасьте! Как жизнь? -…Бурлит! - утробным эхом всплыло из-под днища. - Кириллище, ты? - Ага! - За Вандейкой? - сосед очень вкусно именовал жену Кирилла, вызывая цепь ассоциаций, от Вандеи до рождественской индейки. - Обожди пяток минут, я тебя подвезу. Вишь, 'Форд' это… фордыбачит. - Спасибо, Семен Григорьевич! Я лучше на такси. Кирилл прекрасно знал: 'пяток минут' для соседа - понятие растяжимое. Ухватив за шкирку разомлевшего эрделя, он смотрел, как Семен Григорьевич мало-помалу являет себя миру. Сперва ноги в стареньких джинсах, следом широкий пояс с заклепками, над которым громоздился внушительный живот любителя пива. Расстегнутая до пупа рубашка-ковбойка, цепь с крестом… Время поджимало, но вдруг очень захотелось увидеть соседа целиком. Человека с 'ментиком'. Пусть дешевым, внутригородского радиуса действия. Если трудишься 'дяденькой на побегушках', сводя гору с горой и имея навар от пасьянса случайных знакомств, собираемого с кропотливым тщанием, без 'ментика' не обойтись. Иногда Кирилл и сам пользовался связями Семена Григорьевича: например, в мэрии. - Сигареткой угостишь? Барской? - Вот… - курить Кирилл начал в прошлом году. Без видимых причин. Эрдель чихнул, удрав от курильщиков подальше. Принялся гонять голубей: жирных, ленивых. - Ты, Кириллище, не дрейфь, - обманчиво туповатый с виду, сосед с первого взгляда подметил 'мандраж' собеседника. Этим и брал: тюфяк-увалень, с таким хочешь, не хочешь, а расслабишься. - Привыкнешь. Моя тоже поначалу дергалась. Ночами фырчала: сними да сними, иначе не дам! А я ей: Маруся, ша! Это навроде мобильника, только лучше. Угомонилась… - Я не боюсь. Так… странно просто. Губы Семена Григорьевича слегка дрогнули невпопад. Сложились в беззвучные слова. Сигарета двинулась в уголок рта, где и замерла. Лицевые мышцы 'проиграли' десяток разных гримас: эскизно, малозаметно, как опытный музыкант спешит пальцами по клавишам, переходя от одной мелодии к другой. Окно, откуда, быстро меняясь, выглянули жильцы. Поймав взгляд Кирилла, сосед тронул пальцем очки, дужки которых были вдвое толще обычного. Громко рассмеялся: - Что? Засек?! Расслабься, еще у супружницы насмотришься… Это поначалу бывает. Начинаешь машинально говорить. Врачи предупреждали: спонтанный эффект вербализации и это… Микс-мимика, вот! Сложный термин сосед выговорил без запинки, явно гордясь эрудицией. - Пока устаканится. Я себе новую модель взял, в рассрочку. Радиус: аж до Югославии! Или за Урал шибает, если на восток. Кирилл не понял, почему на восток 'шибает' дальше, чем на запад. А спрашивать постеснялся. - Зачем вам такой радиус? - Надо. Скоро, говорят, все модели будут вообще… Безразмерные. Через спутник, что ли?.. А у твоей какой 'ментик'? - Не знаю. Наверное, безразмерный. Ей издательство оплачивает. Им по авторским правам постоянный контакт с зарубежом требуется. Франция, Германия… Штаты… - А-а… Кто б мне оплатил? Найдешь - звони. - Мне пора, Семен Григорьевич. - Ну, бывай! Вандейке привет… Уже собравшись идти, Кирилл не удержался: - Семен Григорьевич, вы… А как оно? Ну, действует? Работая над статьями, он сто раз слышал мнение специалистов. Читал брошюры. Но сейчас позарез захотелось услышать это от знакомого, привычного человека. Не научная белиберда, а 'на пальцах', для своих. - Эх, Кириллище… - в глазах Семена Григорьевича мелькнуло искреннее сочувствие к сейфу. - Как бы тебе объяснить? Знаешь, как на пианино играют? Левой рукой вот так, а правой по-другому? Вразнобой, значит. А ногой еще и по педали топают. И губами шевелят. И носом шмыгают, если насморк. Короче, пять дел сразу. С 'ментиком' так же, только для мозгов. Умственный осьминог получается. Уяснил? - Выделение субличностей? - Ну, это для врачей. Суб, шмуб!.. Я тебе по- нашенски. Иначе, извиняй, не умею. Здесь главное другое: врать не получается. Вранье, оно кислое. Сразу оскомина. Для дел - лучше не придумать. Хотя, знаешь, не всегда… - Кислое? - Ну, такое… Вроде яблочка. Зеленой антоновки. Пробовал? Кирилл кивнул, делая вид, что понял. Значит, вранье кислое. А правда сладкая. Зеленая антоновка и варенье из малины. А эротические фантазии пахнут пармскими фиалками,
