Скрыться я смог, только спрятавшись за дверьми какого-то притона (оказывается, в Белкинтауне все-таки притоны есть). И угадайте, кто стоял там за рулеткой? Яша Палкин на пару со следователем Пановым, и о ноги последнего терлась общажная кошка Клипса. Но это совсем другая история…
Светлана Прокопчик
Нежелательные последствия
Кузьмину было плохо, стыдно и тоскливо. Еще он боялся. Он знал, что чем-то подобным должно кончиться. Лечащий врач сказал, что женщина не приходит в себя третьи сутки. Умрет.
Когда Кузьмин увидал ее впервые, у нее было кукольное личико. Выверенное, явно подправленное хорошим хирургом. А теперь оно высохло, левая щека ввалилась, а правая безобразно распухла. Кузьмин нагнулся, приподнял повязку. Из вздутого гнойника под скулой торчал зуб. Большой. Сантиметра четыре. Края прорванной щеки уже почернели.
Бывает, что зубы растут неправильно — тогда их удаляют. А некоторые женщины удаляют задние зубы, чтобы пухлые щеки казались впалыми. Такой вот у них идеал красоты. Настя тоже удалила. После инъекции имморталина все зубы выросли заново. Потом программа регенерации сбойнула, и зуб мудрости выпал, выдавленный «сменщиком». Настя пошла и вырвала его. Зря. Потому что следующий зуб полез вбок и останавливаться в росте не захотел.
А ведь сначала все было замечательно. Настя радовалась, что у нее исчез детский гастрит, что ей не нужно пользоваться кремами и декоративной косметикой — у нее замечательная юная кожа, упругая, бархатистая и свежая. Она восхищалась своими обновленными грудями. А зачатки целлюлита на бедрах превратились в тугие мышцы. И все — без усилий.
Ее мозг стал таким же восприимчивым к новым знаниям, как было только до девятого класса. Настя всерьез засобиралась восстановиться в инязе, из которого ее отчислили после первого курса за неуспеваемость. В общем, жизнь ее наполнилась смыслом и счастьем.
А потом — этот зуб. Настя решила, что во всем виноват врач, занесший инфекцию при удалении строптивого костяного выростка. Записалась на прием к крутому стоматологу. У того волосы дыбом встали: в воспаленной ране явственно просматривался еще один зуб! Настоятельно советовал лечь на операцию. Настя не захотела уродовать лицо — вдруг придется резать щеку? И поехала в Турцию, надеясь, что как- нибудь само рассосется. Через двое суток вернулась: что за отдых, когда приходится прятать красную опухоль на лице под платком. В аэропорту потеряла сознание и больше в себя не приходила.
В дверь палаты кто-то заскребся. Кузьмин вздрогнул, вспомнил, что в коридоре его ожидает Витя, Настин мужик — бандит двухметрового роста. Невольно втянул голову в плечи. Сказать мужику было нечего. А ответа тот потребует.
Безумно захотелось курить. Прямо тут, в палате. Закурить и выпить. Стакан. Спирта. Как в фельдшерской юности. Правда, Кузьмин не стакан тогда выпил, как всем хвастался, а стаканчик — пластиковый, на пятьдесят граммов. Но доверху налитый. Выпил на спор. Залил в глотку, умело выдвинув корень языка, чтобы сразу в пищевод провалилось. А потом пошатнулся и по стеночке, по стеночке пополз спать на банкетку.
Вообще такое молодечество хорошо не заканчивается, слизистую сжечь можно как нечего делать. Кузьмину с утра было плохо. Ему посоветовали выпить стакан воды — чтоб опохмелиться. Старая шутка: если вечером пил спирт, то с утра принял стакан воды — и опять пьяный ходишь. Кузьмин послушался. Его вырвало кровью. С тех пор осторожничал.
Но сейчас хотелось повторить. С тоской Кузьмин вспомнил, что в тот раз спорил на сто граммов, а не пятьдесят. На два стаканчика. Пятнадцать лет прошло, и вдруг жалко стало того, недопитого спирта. Ох, выпить бы его здесь, да закурить… потом выйти из палаты, глядя мимо бандита Вити разъезжающимися глазами… а с утра не помнить ни его, ни изуродованную женщину.
Ему не жалко было ни Настю, ни Витю. Сами виноваты — захотели на халяву лекарство от старости получить. Лекарство, сделанное из чужой смерти, хотели — чтоб самим вечно молодыми оставаться. Кузьмин их честно предупредил — подождите, лучше пару мартышек мне купите, я на них опробую всесторонне. Не захотели. Насте приспичило лучше подруг выглядеть. А мужику ее шрамы от пуль своих коллег надоели. Да и могли ли они допустить, чтоб бессмертие обрели мартышки, а не они, цари природы? Вот и получили.
Кузьмин почти ненавидел эту пару идиотов с деньгами. Ненавидел за то, что именно они оплатили опыты, ненавидел за то, что подставились для первого эксперимента. Опыт пошел наперекосяк, и теперь Кузьмин боялся, что бандит в расстройстве застрелит его.
Собравшись с духом и сделав умное лицо, взялся за ручку двери. Насупившись, шагнул в коридор. Навстречу ему вскочил бледный и потный от волнения Витя. Кузьмин помахал рукой. Витя жеста не понял, но на всякий случай потрусил послушно за спиной, тяжело вздыхая. Бандит еще не знал, что Кузьмин не может решить проблему. И чем позже до него дойдет, что наука бессильна, тем лучше для Кузьмина.
Пару раз мужик издавал звуки, порываясь заговорить. Кузьмин обрывал его жестом и сильней сдвигал брови, мол, думаю, не мешай. Пока дошли до машины, у него заболели мышцы на лбу от постоянного напряжения.
— Вот что, — сказал Кузьмин деловито, устроившись в кожаном салоне БМВ. — Есть на примете тихий кабак, где нет музыки и любопытных ушей? Вези туда.
Собственная идея насчет ресторана Кузьмину понравилась. Витя все равно пришибет, сука, так отчего бы предварительно не попить водки за его счет?
Витя проникся серьезностью момента. В кабаках он толк знал, несомненно, потому что привез в первоклассное заведение. Кузьмин почти утонул в глубоком мягком кресле, напротив угнездился Витя. Присел на самый краешек, подался вперед, преданно и с надеждой уставился на Кузьмина. Куртка его при этом распахнулась, и Кузьмин увидел краешек наплечной кобуры.
Чуть шелестя ботинками по ковру, подкрался официант.
— Коньяк, — сказал Кузьмин. — Бутылку.
— Какого? — шепнул официант. — Есть…
— Тебя что, учить надо, какой нужен коньяк?! — рявкнул несдержанный Витя. — Живо давай. И закуси мелкой притарань, что там полагается. Принес, и чтоб близко тут никто не шлялся! Когда надо, сам к стойке приду.
Официанта сдуло. Вернулся мгновенно, на подносе — бутылка, бокалы, мелкие тарелочки с чем-то, пепельница. Кузьмин даже не смотрел, что именно он приволок — наверняка самое дорогое. Фигня, все равно платить Вите. И сейчас, и впредь, и очень долго.
Потому что Кузьмин придумал, что делать.
Но сначала наплескал себе одному полный бокал. Выпил как воду, в три глотка. Полегчало.
— Значит, так, — очень веско произнес он, глядя Вите в точку между бровями, — Настя твоя — дура.
— Знаю, — понурился Витя. — Зато красивая.
— Была. Но тебе ее теперь тащить всю жизнь. Потому что если она проболтается…
— Понял, — кивнул Витя.
Кузьмину не понравилось его выражение лица.
— Убирать не смей, — предупредил он. — Хочешь, в монастырь засунь, или еще куда. Но если хоть один фрагмент ее тушки попадет на стол к патологоанатому…
Он сделал многозначительную паузу. Витя хлопнул коньяка, поскреб в затылке.
— Ну понял я, ладно.
— Насте не надо было удалять зуб, — сказал Кузьмин и поморщился: фраза прозвучала слишком мягко, по-интеллигентски. — Она, идиотка, не въехала: регенерация — значит, регенерация. Значит, должны вырасти. И срать они хотели на то, что ей рожа собственная с полным набором зубов не нравится. Понимаешь?