— Почему купить, Яфа? Может быть — найти?
— Купить. Именно купить. Найти вы ничего не можете. И мы не можем найти, иначе бы меня здесь не было.
— Яфа, ты всё темнишь. Называй вещи своими именами: вы украли Калинина. Он от вас убежал. Вы его стали искать и не нашли. Ну, не смогли. Хотя ничего трудного в этом нет. Хочешь, открою тебе страшную тайну? Сейчас он в Москве. Я могу взять его в любую минуту. Но не тороплюсь. Пусть подышит родным воздухом, хлебнёт свободы… Как нахлебается, так и продолжим.
— Да, но без нас вы его не найдёте.
— Вы имеете в виду его изменённую внешность? Чепуха, Яфа. Мы всё контролируем. Калинину надо на что-то жить, он будет искать клады, и попадётся очень скоро. Вы вербуете евреев-антикваров и прочих сочувствующих, чтобы перехватить информацию, но наши позиции сильнее. Мы работаем во всех регионах, просеиваем всю Россию-матушку. Так что… Ваша информация нам не нужна. Оставь портрет Калинина себе на память. Под подушку положи.
— Зачем же вы затеяли эти переговоры?
— Вот. Самое главное. Отвечу совершенно прямо: мне нужна ты.
— Отомстить хотите?
— Боже мой! А я назвал тебя почти умной! Нет, Яфа, ты красивая, всего лишь красивая… Как можно мстить профессионалу, грамотно выполнившему свою работу? За это медали дают.
— Значит, у вас интерес ко мне как к профессионалу?
— Нет, ты мне просто нравишься. Жаль, что взаимности нет! Всё-всё, шутка. Понимаешь, Яфа, Владимиру нужна женщина. Такова его природа. Он будет спасать её, прыгать за ней в море… И лучше, если этой женщиной будешь ты. Сознайся, ведь и в твоих девичьих мечтах тоже есть для него место?
Каганович встал, прошёлся по кабинету, остановился у окна, отодвинул полоску жалюзи, будто что-то рассматривая на улице. Яфа поняла: тянет время. Но не отвечала. Пусть выговорится.
Каганович вновь удобно устроился в кресле и в упор уставился на девушку. Он торжествовал. Козыри лежали в колоде, и дотянуться до колоды мог только он.
— И ещё. Я подумал про ваши деньги. Хорошее предложение. Мы, кажется, договоримся.
— Но сумма не названа…
— Назовем, Яфа.
— Что ж, слушаю.
— Итак, я найду вам Менору. Мне нужен месяц. На всякий случай — пусть будет два. Пока я ищу, ты будешь здесь. Поработаешь в офисе партии. Под присмотром. Ах, да, деньги… Конечно, за поиски вы мне заплатите.
— Сколько?
— Десять миллиардов долларов.
Владимир вошёл в Липовицы с началом сумерек. Маленькая деревня показалась ему совершенно незнакомой. Домов, кажется, всего-то десятка два. Да и не дома это, а дачи. Тут живут в основном летом, растят картошку и огурцы, а зимой убегают в город. Где же тот дом? С какого края?
Прошло семь лет, но сколько всего приключилось за это время… Да и не разглядывал Владимир деревню, уезжая отсюда тихим сентябрьским утром на хлебной машине вместе с расхворавшейся Женей. Но дом помнил — маленький, низкий, невзрачный. Похоже, его больше нет.
Бабулька в нелепой розовой подростковой куртке и красном платке чистила тропку от дома к дороге. Издали заметив незнакомца, замерла, опершись на лопату.
— Здравствуйте, — улыбнулся ей Владимир. — Бог в помощь.
— Здравствуй, сынок, — просияла бабушка. — В гости приехал?
— Да, в гости. Не подскажете, где тут живет бабушка Кубакай?
— Да что ты, сынок! Вон кого вспомнил, Бакматовну. Померла давно уж, лет пять или шесть… А ты кто ей? Вроде у неё одна только внучка.
— Я не родственник. У меня… Как бы это сказать… Дело в общем. Я собираю сказки старые, поговорки, загадки.
— В институте, наверное, работаешь?
— Точно, в институте.
— Да, Бакматовна сказки разные знала. Заговаривала, если что болит. Теперь внучка за неё. Все к ней ездят. Она тоже заговаривает. Только, сыночек, винцо любит, вот беда. Ей со всей области детишек больных возят. Кому грыжу заговорит, кому сыпь вылечит. А потом опять за вино…
— Простите, не подскажете, где её искать?
— А вон, на самом краю дом. Построились они с мужем. Только муж у неё недавно пропал. Поехал на заработки — и поминай, как звали. Маша одна и крутится теперь.
— Спасибо. С Новым годом вас!
— Будь здоров, сынок.
Бабулька долго ещё стояла, глядя вслед Владимиру, и приговаривала: «Или муж Машин? Не похож… Высокий, красивый какой, вежливый. Таких-то сроду тут и не было. Наверно, Бакматовны родственник».
На самом краю Липовиц, почти у леса, стоял новый кирпичный дом со спутниковой тарелкой на боку. Около него была расчищена довольно большая площадка для машин. Владимир догадался, что дорогу в Липовицы чистят для приезжающих к местной целительнице.
Калитка оказалась открытой, во дворе дремал здоровенный лохматый рыжий пёс. Он миролюбиво гавкнул, облизал протянутую руку. На стук в окно никто не ответил. Владимир приоткрыл дверь терраски и громко спросил: «Есть кто живой?» Прошёл, отворил вторую дверь, ведущую внутрь дома. Ещё раз позвал. В дальней комнате кто-то прокашлялся и ответил: «Сегодня праздник, приёма нет!»
— Я не на приём, я по делу, — Владимир уже стоял в прихожей и осматривался. Обстановка не деревенская: хорошая мебель, ламинат на полу, светильники в каждом углу, арочные проёмы дверей.
Из одного проёма показалась высокая худая женщина, запахивающая на ходу халат.
— Я же сказала, праздник, никого не принимаю, — сердито повторила она и вдруг застыла, увидев Владимира.
— Извините, я только хотел спросить…
Женщина какое-то время молча смотрела на него и вдруг побледнела, закатила глаза и тяжело осела на пол. Владимир бросился к ней и едва успел поймать её голову, чтобы не ударилась о стену.
— Что с вами? Вы слышите меня? Вам плохо?
Кажется, это был эпилептический припадок. Женщину колотила крупная дрожь, руки и ноги судорожно
