греческий мудрец Анахарсис. Там на самой первой странице была история про небесные клады. Но давно уж нет ни бабки моей, ни книги, ни библиотеки. Ничего теперь не найдёшь. Давай ложиться спать. Завтра на кладбище пойдём, так что подниму рано.
Владимир выключил компьютер, разделся, забрался под одеяло. Заснуть было невозможно: слишком много всего крутилось в голове. Клады земные, клады небесные. Леонардо. Кольцо с химерой. Тёмная толща моря с неподвижной стайкой медуз. Длинные волосы девушки, летающие на ветру.
Так же, без сна, лежал он на «Пифагоре», разглядывая дно залива Виго. Потом на безымянной подводной лодке. Потом на военной базе в Израиле. Потом на съёмной квартире в Москве. Лежал, не спал, сто раз прокручивал в голове одно и то же, а смысл всё равно не появлялся. И вот теперь, кажется, он ухватил за кончик хвоста неуловимую химеру. Нужно только найти ту книгу. Кто сказал, что её невозможно найти? Надо попробовать…
Прошел час, или два часа, или три — время потерялось в тишине новогодней ночи. В самый глухой час, когда нет ни памяти о вечере, ни предчувствия рассвета, пришла Маша. Она тихо скользнула под одеяло к Владимиру, вцепилась в него неожиданно сильными руками, зябко прижалась к его спине. «Нет, только не поворачивайся… Давай так полежим… Мне одиноко, Володя… Просто погреемся и уснём… Не поворачивайся…»
Но он всё же повернулся.
Могилка Жени оказалась неухоженной. Просто холмик земли, без памятника. Владимир раскапывал руками полуметровый слой снега — долго, тщательно. Под снегом обнаружилась фотография в чёрной рамке.
— А почему креста нет?
— Женя просила не ставить. Не знаю, так уж ей хотелось.
Владимир догадался, почему: вспомнил подвал церкви, где они просидели два месяца. Долго оттирал перчаткой иней с фотографии, пока не увидел знакомое лицо.
— Маша, что это? Откуда это?
— У нас только это её фото было. На нём она не одна…
— Там у неё на руках ребёнок, рядом мужчина и все улыбаются кроме неё?
— Да. Ты видел это фото? На нём маленький Ванечка, которого я вылечила. Женя его держит. Папа Ванечкин рядом. А мама их сфотографировала. Радуются, что ребёночек поправился. Нам потом фотографию привезли на память. Вот с неё мы Женино лицо и взяли. Муж в Кумены ездил, заказывал, чтобы сделать вот так, с рамкой.
— А сама фотография дома?
— Нет… Муж, когда в последний раз на вахту в Москву уезжал, с собой взял… Хотел отнести в передачу «Ищи меня». Чтобы кто-нибудь из Жениной родни нашёлся.
— Когда это было?
— Он уехал перед Покровом, 12 октября. Только вот не вернулся.
— 12 октября. День испанской нации. Отличный праздник…
— Что ты говоришь?
— Нет, так, ничего. Кажется, я догадался, почему твой муж пропал.
— И я догадалась. Давно уже догадалась.
От кладбища до посёлка было метров пятьсот. Владимир и Маша молча вышли на плохо расчищенный большак и шли, невольно замедляя шаг, не находя, что ещё сказать друг другу, не желая расставаться и понимая, что расстаться надо. И вдруг, когда до перекрёстка с автостанцией осталась сотня метров, по дороге на Липовицы пронеслись три громадных чёрных джипа.
— Ого, как быстро! И откуда только узнали? — Владимир не испугался, скорее разозлился.
— Ты кому-то писал по электронке?
— Ну да, писал. Думал, что другу…
— Тебе надо уходить, Володя. Как можно быстрее!
— Я только что потерял двух женщин, которых, кажется, любил. Одна умерла от рака, вторая жива и ищет меня. Но не потому, что любит… А теперь я могу и тебя потерять. Нет, если бежать, то вдвоём.
— Я никуда не побегу.
— Они ищут меня. Это бандиты. Представляешь, что они с тобой сделают?
— Ничего они со мной не сделают. Это я с ними кое-что сделаю.
— Нет, чепуха, все твои фокусы, пошептать, заговорить, это всё не поможет! Брось! Зачем тебе пустой дом? Бежим, сейчас, скорее, вон такси на автостанции…
— Они догонят нас через двадцать минут.
— Что же, стоять вот так посреди дороги и ждать, когда они нас схватят?
Владимир неожиданно понял, что глухой далёкий поселок — это не укрытие, наоборот, спрятаться тут негде.
— Не нервничай. — Маша сняла варежку и взяла его за руку. — Успокойся. Пойдём…
Что-то переменилось. Владимир, казалось, уснул. Всё понимал, всё помнил, но словно плыл по течению, безропотно, безвольно. От Машиной руки шло сильное тепло, разливалось по телу. Маша подвела его к автостанции, где стояли два совершенно одинаковых такси, белые «Жигули» с жёлтой надписью «Триумф!» — именно так, с восклицательным знаком и пятизначным телефонным номером. Маша, не отпуская руки, посадила Владимира в одно такси, коротко, по-дружески чмокнула в щёку и что-то сказала водителю. Машина тронулась, а сил не было даже на то, чтобы оглянуться, такая навалилась слабость. Кажется, мельком он успел увидеть, что Маша садится во второе такси, и провалился в сон.
