что не смеет ослушаться, добавив, что она уж не закажет половину необходимого, пусть ей будет нужно вдвое больше; ей удалось сдерживать обещание целых пять дней. Двадцать девятого января, тем не менее, она наткнулась на заметку в газете, в которой говорилось, что в Мосс-Иглберге предстоит распродажа драгоценностей с сапфирами по сниженным на 30 процентов ценам. Хоть она и знала, что расходов у нее не будет никаких, она все же не смогла устоять. Она могла сделать заказ вместе с очередным запасом продуктов, ей хотелось приобрести камешек в восемнадцать карат, номер этого заказа она обвела. Наконец очень медленно и осторожно она сделала заказ.
Ждать пришлось недолго. Миссис Хэррисон торопливо рылась в коробках. Маленького футляра она не обнаружила. Пытаясь взять себя в руки, она отметила все коробки с провизией по номерам. Почти все было перенесено в кухню, осталась лишь одна коробка. Но она была не такая уж маленькая: фута на четыре высотой и очень тяжелая. Сердце ее затрепетало, она разорвала упаковку, обнаружив внутри большой деревянный ящичек, на котором сбоку было название фирмы, производящей китч. Отверткой она открыла крышку. Это было сочетание солнечных часов и птичьей поилки под бронзу, у края которой расположился ангелочек, стрелы указывали на стороны горизонта; внизу был выгравирован девиз; Honi Soit Qni Mal Y Pense. Миссис Хэррисон от неожиданности села. Она ревела целых две минуты, пытаясь вспомнить, где же она ошиблась. Затем, с трудом взяв себя в руки, она спрятала «произведение» в туалете и умолчала о нем.
Через четыре дня она повторила заказ с сапфиром. На этот раз она получила несколько пар шерстяного белья 50-го размера. Подавляя истерику, она спрятала его туда, где была поилка, и снова промолчала.
Пятого февраля зазвонил телефон. Она ответила, женский голос четко и громко пропел слова известной песенки:
А через час от Мосс-Иглберг прибыла посылка с засахаренными фруктами. К ней прилагалась открытка: «Стань моим возлюбленным!»
Поскольку до дня рождения Хэррисона было далеко, зато приближался День Святого Валентина, покровителя влюбленных, она сделала вывод, что это — шутка мужа, о чем она ему и заявила, стоило ему только вернуться.
— Мне кажется, — заключила она, — тебе бы следовало быть выше этого, особенно после того, как ты поучал меня не делать заказы так часто. Эти засахаренные фрукты мы не сможем съесть и за несколько недель!
После того, как шоковое состояние Хэррисона миновало, он решил, довольно логично, что Уинклер и Шварц пытались доказать ему, что Бесси испытывала благодарность. Но уж об этом ему вряд ли хотелось дискутировать со своей женой, а посему он просто заявил ей, что никаких заказов он не делал и что для него это была такая же загадка.
— Чушь, — заорала миссис Хэррисон, вновь вспомнив птичью поилку и комплекты нижнего белья. — Отказываюсь верить. Это вовсе не смешно. Я уверена, что Эллер Магиннис никогда бы не поступил так глупо, так по-детски. Посмей поступить так еще хоть раз.
Она не переставала злиться, отправившись спать, а события следующего дня не изменили дела. Зазвонил телефон. Женский голос передал очередные поздравления, а внизу Хэррисона ждала пара больших кактусов в горшках. Протест мистера Хэррисона остался без внимания. А его жена прибавила звука в телевизоре, где шла программа о ласковых зверушках, всем своим поведением игнорируя мужа. Он уже начал думать о том, не доставил ли он каких неприятностей Уинклеру и Шварцу.
На следующее утро его раздумьям пришел конец. Поскольку была суббота, он сам отвечал на телефонные звонки. Последовало веселое приветствие. Через час он уже смог прочесть на сопроводительной карточке, что же было в коробке, — дюжина помочей. Рядом с перечнем было изображение женщины в униформе, а надпись под рисунком гласила: «С любовью к моей тетушке по службе».
Хэррисон решил, что в понедельник ему уже пора принять к Уинклеру и Шварцу крутые меры. Миссис Хэррисон тоже обдумывала решение. Раз Эберхард позволяет дурачить себя, это ничего хорошего ей не сулит. В понедельник…
В понедельник перед ленчем миссис Хэррисон заказала целый набор драгоценностей из каталога. Она также сделала заказ на несколько туалетов, которые могла себе позволить лишь самая любимая жена магараджи, да и то в исключительном случае. Повесив трубку, она начала размышлять о том, что раньше она не ошибалась, может быть, лишь однажды, так что если сейчас она ошиблась хоть с одним номером, то это бы ничего не значило уж по крайней мере номера украшений из жемчуга она указала верно.
А в это время мистер Хэррисон выскользнул из конторы Джонсона, Уильямсона, Селзника и Джоунса и тайком направился к телефону-автомату. Он был разозлен и уже приготовил фразы, чтобы выплеснуть ненависть на Уинклера и Шварца, он набрал номер Моес-Иглберга и попросил соединить его с отделом контроля Бесси. Как только его соединили, он заорал в трубку:
— Уинклер, Уинклер, слышите меня?
— Кто вам нужен? — крикнули в ответ.
— Мне нужен Уинклер.
— Его нет.
— О’кей. Тогда Шварц.
— Тоже нет.
— Они что, обедают? — спросил Хэррисон. — Когда вернутся?
— Никогда! — кричали на него в трубку. — Их перевели отсюда. Они уже в Далласе! Черт побери! Прекратите орать!
Мистер Хэррисон заговорил тише. У него возникло чувство, будто что-то сжимает его холодными тисками.
— Давно?
— Три недели назад, — рявкнули в ответ.
Хэррисон тяжело вздохнул. Положив трубку на рычаг, он вышел из будки. Вошел в бар и заказал двойной виски. Затем вернулся в контору и продолжал работать, будто ничего не случилось. Подарки ко Дню Святого Валентина не выходили из головы. Может, его жена решила подшутить над ним, но он отверг эту мысль. Он вспомнил, что говорили ему Уинклер и Шварц о Бесси и окончательно решил, что они ненормальные. Затем он вспомнил о том, что датчик Шрудера должен был адаптироваться месяца два. Случалось иногда, хоть и редко, что адаптация происходила быстрее. Возвратившись домой, он все пытался убедить себя, что нечто подобное произошло с Бесси, что ему и его жене следовало тихо обождать несколько недель, а там видно будет.
— Хэлло, хэдло, — начал было он, открыв дверь. — Птичка моя, вот и я.
Он остановился как вкопанный. Холл был завален коробками, картонками, свертками. Некоторые лишь надорваны, а большинство — вообще не тронуты. Там были маленькие, большие и просто огромные пакеты.
— Душа моя! — в страхе закричал мистер Хэррисон. — Где ты? Эй, птичка!
В ответ он услышал громкое рыдание жены. Он обнаружил ее, распростертую на кровати из комплекта спальни Луи-какого-то или что-то вроде этого. Он сел на краешек постели и попытался обнять ее.
— Моя любовь! Что случилось? В чем дело?
Миссис Хэррисон прямо затряслась. Она отшвырнула его руки, нос ее распух от слез, макияж размазался по лицу.
— Ах, что случилось? — завыла она. — Что произошло? Посмотри, что ты натворил!
Она успела лишь поднять руку, указывая на коробки, как рыдания вновь начали душить ее. Там был
