Лицо человека не изменилось, но у Шейна вдруг возникло ощущение, что тот узнал его. Визитер с седыми волосами держал под мышкой сложенную газету. Взглянув на Майкла, он небрежно сунул руку в карман.
Шейн иронически усмехнулся и отстранил от себя Мону.
— Входите же, я ухожу.
— Нет, вы не уйдете,— едва двигая губами, не очень уверенно возразил мужчина.
Его правая рука что-то сжимала в кармане. Он повернулся к Моне.
— Что это значит? Если бы я не пришел вовремя, то вряд ли бы мне удалось узнать, что он был здесь.
— А что дальше? — поинтересовалась Мона.
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Не пытайся…
— Послушайте,— вмешался Шейн,— если вы ее Ромео, то выясняйте отношения без меня… Она…
— Заткнитесь…
Человек вытащил из кармана пистолет крупного калибра и нацелил его прямо на живот Майкла, туда, где пуля причинила бы наибольшие страдания. Он говорил тихо. Казалось, голос его шел откуда-то изнутри. Шейн отступил. Ему была знакома такая манера разговаривать. Этому трюку преступники обучали друг друга в тюрьме.
Шейн подумал, что, в сущности, ему спешить некуда.
— Вы не расстраивайтесь из-за Поля,— прошептала Мона.— Я делаю то, что хочу.
— Заткнись,— оборвал ее мужчина.
Не опуская пистолета, он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Мона пожала плечами и направилась к дивану. Шейн изучал гостя, в руках которого был последний выпуск «Дейли Ньюс», и подумал, что там, вероятно, был напечатан репортаж Тимоти Рурке со сведениями, сообщенными ему Майклом.
Мона глотнула абсента и ядовито бросила:
— А чего ты достигнешь, явившись сюда с пистолетом? Я выдам тебя фликам, и они…
— Ты не выдашь меня никому. Ты и так достаточно натворила. Я остаюсь здесь и не выпущу пистолет из рук до тех пор, пока не выложишь все, о чем болтала с этим типом.
Шейн отступил к креслу возле окна. Мона резко выпрямилась.
— Ты что, сумасшедший?
— А ты что, не видела сегодняшних специальных выпусков с его вывеской? Этот тип — детектив Майкл Шейн. Прочти-ка эту статью,— он бросил ей на колени газету.— Сама убедишься, для чего он заявился к тебе.
Он резко повернулся к Шейну.
— Вы ищите жертву, чтобы подсунуть ее вместо себя? Да? Очень здорово! Только не стоит считать меня слишком глупым.
Шейн осторожно сел, держа руки перед собой.
— Сейчас сила на вашей стороне, но советую осторожнее обращаться с пистолетом, Ренслоу. Не забывайте, что вы уже сидели за убийство, а это были не лучшие дни в вашей жизни.
Бывший заключенный сразу разительно и страшно изменился. На щеках, покрытых загаром солнечной Флориды, вдруг проступила зеленоватая тюремная бледность, появившийся в глазах испуг загнанного зверя сменился угрозой.
— Я этого не забываю,— проскрипел он,— и не частному детективу напоминать мне об этом. Даже если мне придется замарать ковер Моны его потрохами…
— Это будет не самым умным выходом из положения,— осторожно заметил Шейн.— Лучше повнимательнее обращайтесь с оружием и будьте благоразумны.
— А я и так считаю себя достаточно благоразумным.
Буслл Ренслоу сел напротив Майкла и направил тяжелый пистолет на детектива. Злобное выражение исчезло с его лица, но глаза говорили о том, что этот человек доведен до отчаяния.
Мона развернула газету и громко прочитала статью Рурке, в точности излагавшую версию Шейна.
Глава 11
Кончив читать, Мона потянулась за абсентом, потом повернулась к Майклу, и он увидел страх в ее глазах.
— Что вам здесь нужно? — спросила она неуверенным тоном.— Что означает эта история с Карлом? Ради бога, отвечайте!
— Значит, ты не знала, что он детектив? — вмешался Ренслоу.— Можно сказать, что он здорово тебя поддел. И какова во всем этом роль Карла? Боже мой, я хочу знать…
— Заткнись! — прошипела Мона.— Шейну ничего не известно. Он играет в «угадайку».
— Я не так далек от отгадки,— заверил ее Шейн.
— Вы будете еще ближе к ней, когда вас прикончат! — закричала Мона.
Злоба и страх совершенно лишили ее самообладания. Мона Табор не слишком далеко ушла от тех канав, в которых прошла ее юность. Она дрожащей рукой поднесла стакан ко рту.
— Может быть, вы отгадали,— заметил Ренслоу,— Карл Мелдрум сыграл забавную маленькую роль. И не думайте, что я ни о чем не догадывался. Я никак не мог понять этого типа, но в первый раз, когда я его увидел, а он узнал, что я брат Леоры, он сообщил мне, что раскусил ее и ненавидит… Поэтому я все время следил за ним и сегодня пришел сюда, чтобы…
— Старая вонючая падаль! — закричала Мона.— Как я могла сомневаться в том, что такой подонок, как ты, обязательно сделает гадость!
Шейн сидел спокойно и, держа руки на коленях, наблюдал за Моной и Ренслоу.
— Попробуем договориться,— вдруг вмешался он, довольный поворотом разговора.— Я тоже хотел бы сказать вам, кто убил вашу сестру, но для этого мне надо узнать кое-что еще. А как ваше мнение на этот счет, Ренслоу?
В глазах бывшего заключенного появилось хитрое выражение.
— Я предпочитал бы, чтобы этим занималась полиция.
— А я нет. У меня нет намерения позволить им обвинить Джона Дарнелла в убийстве.
— Вы, может быть, измените свое мнение, когда мы немного побеседуем, или все еще будете хитрить? — спросил Ренслоу.
— Как это вам пришло в голову? — закричал Шейн.— Я вас не обвиняю! И если обвинение свалится на шею Мелдрума, то вы-то ни при чем. Это никого не должно волновать… за исключением убийцы вашей сестры!
— Вы что, принимаете меня за болвана? Я знаю, что все может случиться при вашем правосудии, и дорого заплатил за это знание. Двадцать пять лет жизни. Мне удалось выйти из тюрьмы, и тот, кто вчера свернул шею моей сестре, сделал меня богатым. Так что могут подумать на этот счет, как вы полагаете? Если бы я был даже за сотни миль от этого дома, всегда можно подкупить свидетелей, и они покажут, что видели, как я входил в дом.
— Вы ничем не рискуете, если у вас есть алиби. Я никогда не помогал осудить невиновного.
— Ну да! Я имел с этим дело не единожды и имел возможность хорошенько обдумать все. Мой отец и судья говорили мне то же самое: «Будь честным, говори правду и ты ничем не рискуешь!» Проклятье…
Буслл Ренслоу на глазах превратился в старого желчного человека. Его била дрожь, и пистолет в его руках ходил ходуном. Шейн надеялся, что курок пистолета достаточно тугой. Он понимал, что в таком состоянии преступник способен на все.
— Меня ударили по спине и велели драться,— с горечью продолжал Ренслоу.— Это был несчастный случай. Все тогда перепили. Мое единственное преступление состояло в том, что я удрал. Плати долги
