– Все же наше царство принадлежит им… – промямлил он.
–
– Это место принадлежит им, Диос, – повторил Куми. Теперь он просто не мог не дать выход скопившимся чувствам. – Они ведь боги!
– Боги должны служить нам, – прошипел Диос, – а не мы – им. Это мои боги, и я заставлю их исполнять мои веления!
Куми решил отказаться от лобовой атаки. Не стоило затевать игру в гляделки с этими сапфировыми глазами, страшен был вид похожего на боевой топор носа, но главное, никто не смог бы пробить броню безупречной правоты верховного жреца.
– Но… – начал было Куми. Жестом дрожащей руки Диос заставил его замолчать.
– Они не имеют права! – возопил он. – Я таких распоряжений не отдавал!
– И что же ты намерен предпринять? – злорадно поинтересовался Куми.
Диос судорожно развел руками. Он чувствовал себя, как почувствовал бы себя роялист – добрый роялист, вырезающий для альбома картинки с изображениями царственных персон; роялист, который не желает слышать о царях ни единого дурного слова, ведь они трудились на славу и не могут ответить обидчикам, – если бы члены царственной фамилии вдруг объявились в его гостиной и принялись переставлять там мебель. Диос мечтал о некрополе, о прохладе и безмолвном обществе старых друзей, о недолгом, но крепком сне, после которого мысли становятся такими ясными…
Сердце Куми учащенно билось. Растерянность Диоса означала, что броня дала трещину и, если проявить выдержку и терпение, трещину эту можно будет расширить. Только не следует прибегать к помощи молотка. Будучи в хорошей форме, Диос один мог противостоять всему миру.
Старика снова охватила дрожь.
– Я не собираюсь учить их управлять Загробным Миром, – заявил он. – Но пусть и они не учат меня управлять моим царством.
Куми запомнил крамольные слова – и всем своим видом постарался выразить одобрение.
– Разумеется, ты прав, – кивнул он.
– Прав? – недоверчиво переспросил Диос, вращая глазами.
– Уверен, что как первый министр царя ты обязательно найдешь выход. Все мы на твоей стороне, о Диос.
Куми дирижерским жестом поднял руку, и хор жрецов выразил дружное и чистосердечное согласие. Если цари и боги еще могут подвести, то на старика Диоса всегда можно положиться. Среди жрецов не было ни одного, кто предпочел бы туманный гнев богов прямому укору Диоса. Диос наводил вполне понятный, чисто человеческий ужас – сверхъестественным существам такое не под силу. Диос всем богам давал сто очков форы.
– И, разумеется, нам не следует прислушиваться к этим безумных слухам об исчезновении царя. Вряд ли они на чем-то основаны, так, очередной плод необузданной фантазии, – высказался Куми.
Жрецы закивали, в то время как пресловутые слухи уже начали свою зловредную работу, порождая змей сомнения.
– Какие такие слухи? – уточнил Диос, почти не разжимая губ.
– Так просвети же нас, учитель, – продолжал Куми. – Скажи, какой дорогой нам теперь следует идти.
Диос всплеснул руками.
Он не знал, что делать. В таких обстоятельствах ему еще не приходилось действовать. Это было Нечто Новое.
Единственное, о чем он мог сейчас думать, что заполонило все его мысли, были слова Обряда Третьего Часа, которые он повторял каждый день в это время уже много, ох как много лет подряд… Ему давно следовало бы удалиться на покой, но время всегда было неподходящим, вокруг не было ни одного мало-мальски способного человека, без него, Диоса, все пропадут, царство рухнет, он всех подведет… И тогда он снова отправлялся за реку. Каждый раз Диос давал себе клятву, что этот раз уж точно будет последним, и каждый раз, когда члены его начинали холодеть, нарушал ее, а годы… годы становились все длиннее. И вот теперь, когда царство так нуждалось в нем, слова Обряда вытеснили из его головы все мысли, парализовали саму способность думать.
– Э-э… – протянул он.
Верблюдок жевал и был счастлив. Теппик привязал его слишком близко к оливе, и животное на свой лад подрезало ветви деревца. Время от времени верблюд останавливался, бросал быстрый взгляд на кружащих над Эфебом чаек и со снайперской меткостью обстреливал их оливковыми косточками.
Про себя же он обдумывал новую любопытную концепцию тау-пространственной физики, объединяющей время, пространство, магнетизм, силу земного притяжения и почему-то спаржевую капусту. Периодически он издавал звуки, напоминающие взрывы в далеком карьере, которые, впрочем, свидетельствовали лишь о том, что верблюжий желудок функционирует идеально.
Птраси сидела под деревом и кормила черепашку виноградными листьями.
Хотя белые стены таверны потрескались от жары, Теппику не давала покоя мысль о том, что здесь все другое, все так не похоже на Древнее Царство. В Древнем Царстве даже жара была древней; воздух, затхлый и безжизненный, давил, как грех, в нем слышалась отрыжка столетий. Здесь же с моря задувал прохладный ветерок, острый, пропитанный кристалликами соли. Он доносил пьянящие намеки на запах вина – впрочем, не только намеки, потому что Зенон уже приступил ко второй амфоре. Это было место, где мир только начинался, засучивал рукава.
– Честно говоря, я так и не разобрался в твоих черепахах, – пожаловался Теппик, с трудом ворочая языком.
Он только что впервые хлебнул эфебского вина, и глотка у него словно покрылась клейким лаком.
– Все очень просто, – махнул рукой Зенон. – Скажем, вот эта оливковая косточка у нас стрела, а эта, эта… – Он пошарил кругом. – А эта подбитая чайка – черепаха, так? Ты стреляешь, и стрела проделывает путь отсюда до чай… до черепахи, верно?
– Верно, но…
–
– Правильно, – беспомощно повторил Теппик.
Зенон торжествующе взглянул на него:
– Значит, стреле нужно лететь чуточку дальше, верно? Дотуда, где сейчас черепаха. А между тем черепаха еще немножечко ушла вперед, совсем немножко. Верно? И вот стрела все движется и движется, но когда она оказывается там, где черепаха сейчас, черепахи на прежнем месте уже нет. Так что, если черепаха не остановится, стрела никогда ее не догонит. Она будет подлетать все ближе, но никогда не достанет черепаху. Что и требовалось доказать.
– Это действительно так? – машинально спросил Теппик.
– Нет, – холодно ответил Ибид. – Из убитых черепах вышла бы добрая дюжина шашлыков, поэтому не стоит воспринимать его слова всерьез. Беда моего друга в том, что он не видит разницы между постулатом и метафорой человеческого существования. Или дыркой в земле.
– Вчера получилось, – огрызнулся Зенон.
– Ага, я видел. Ты едва-едва натянул тетиву. Я все видел собственными глазами.
Друзья снова принялись спорить. Теппик уставился в дно винной кружки. Эти двое – философы, думал он. По крайней мере, они так представились. Значит, им нипочем самые заковыристые задачки, которые простому человеку с ходу не решить. Например, по пути в таверну Зенон объяснял ему, почему, с точки зрения логики, человек не может упасть с дерева.
Теппик рассказал Зенону и его приятелю историю исчезнувшего царства, но ни словом не упомянул о своей роли в происходящем. Он был совсем неопытным в таких делах, однако чутье подсказывало ему, что цари, лишившиеся царства, вряд ли очень популярны в соседних странах. Одного или двух таких он помнил
