газов.
– Ой! – взвизгнула Дашка. – Она сказала: «Никогда!»
– Тебе послышалось! Успокойся! – Синяков вынужден был схватить дрожащую девушку в охапку.
Ситуация очень не нравилась ему. Нужно было сматываться отсюда. И как можно быстрее. В крайнем случае девчонку придется нести на руках.
Путь отступления был только один, и Синяков оглянулся, прикидывая расстояние до дверного проема. Там его поджидал новый сюрприз – в черном провале низкой арки горела еще одна пара красных огоньков.
Обложили! Со всех сторон обложили! И похоже, ни ржавые Дашкины гвозди, ни его собственные кулаки здесь не помогут. Остается надеяться только на чудо. Клин вышибают клином, а одолеть нечистую силу может только другая нечистая сила.
Держа девчонку так, чтобы она не могла обернуться, Синяков нашарил на полу иголку, но сразу же отдернул руку – та жглась, словно только что побывала в пламени. Пришлось прихватить ее через обшлаг рукава.
Затем Синяков безо всякой жалости ткнул себя иголкой, но уже не в палец, где крови было комару на завтрак, а в запястье, туда, где бешено бился пульс.
– Выручи, родной! – взмолился он, обращаясь к неведомо где скитающемуся духу-покровителю. – Пей мою кровь, только выручи! А уж потом проси все, что тебе заблагорассудится! Я твой вечный должник!
Это было единственное, что он мог предпринять сейчас для своего и Дашкиного спасения.
Снаружи вдруг загрохотало так, будто покойники открыли стрельбу из спаренного зенитного пулемета. Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался.
По ступенькам, ведущим в склеп, застучали тяжелые, уверенные шаги. Стало так светло, словно тот, кто спускался сюда, гнал перед собой шаровую молнию…
Глава 10
– Дешка! Братец! Это ты? – воскликнула девчонка, прикрываясь ладонью от слепящего света, бьющего со стороны дверей.
– Сколько раз я просил, чтобы ты не называла меня так. – Манера говорить выдавала человека, давным-давно надорвавшего свой голос командами. – Дарием меня зовут. Могла бы уж за столько лет и запомнить.
«Ясно, – подумал Синяков. – Дарий и Дарья. Брат и сестра. Два сапога пара».
Человек, носивший имя гордого персидского царя, не щадившего ни владык, ни жрецов, ни простых смертных, перевел луч карманного фонарика (нет, скорее карманного прожектора) в глубь склепа.
Светящиеся точки, так напугавшие Дашку (да и Синякова изрядно смутившие), бесследно исчезли, и сейчас нельзя было даже сказать, что это было – мираж или реальная опасность.
Внимательно осмотрев все темные углы и стенные ниши, Дарий неторопливо двинулся в глубь склепа и, поравнявшись с последней свечой, направил фонарик в запретный для всех, кроме него самого, мрак. Мощный луч света, не встречая преград, ушел в неимоверную даль, но и там не обнаружилось ничего подозрительного.
Фонарик погас, и Дарий, судя по всему, удовлетворенный результатами осмотра, вернулся к лежанке. Гвозди, попадавшиеся по пути, он небрежно отбрасывал ногой прочь.
Синяков, минуту назад имевший неосторожность встретиться взглядом с лучом фонарика, ощущал себя сейчас хуже, чем слепая курица.
– Дом зачем сожгла? – хмуро спросил Дарий. Присутствие Синякова он явно игнорировал.
– Я нечаянно, – ощущалось, что Дашка слегка побаивается брата.
– Теперь что будешь делать?
– Не знаю…
– Учти, я тебя к себе взять не могу. Своего жилья у меня нет, а там, где я ночую, даже клопы не водятся. – Дарий разговаривал с сестрой холодно, как с чужим человеком.
– Денег дай, – попросила она неуверенно. – Я угол где-нибудь сниму.
– Нет у меня денег. Пропиваю я все. – Каждое слово Дария было таким же увесистым, как и камни, из которых были сложены стены склепа.
– Неправда! Ты ведь водку раньше терпеть не мог.
– То раньше было…
– Тогда я здесь останусь. – Она демонстративно завернулась в шинель.
– Здесь нельзя, – говорил Дарий без всякого выражения, но мало нашлось бы людей, посмевших оспорить сказанное им.
Однако Дашка посмела.
– Что еще за новости! – возмутилась она. – Раньше можно было, а теперь вдруг нельзя!
– То раньше было, – Дарий повторил свою загадочную фразу.
– Объяснил бы хоть – почему?
– Рано еще… Скоро сама все поймешь. Вполне возможно, что в этом городе вообще нельзя будет жить.
Оранжевые пятна, мельтешившие в глазах Синякова, наконец-то исчезли, и он смог воочию разглядеть человека, о котором Дашка успела прожужжать ему все уши.
Более непохожих людей, чем эти двое, нельзя было себе даже представить. Типичный негр или эскимос имел, наверное, с Дашкой большее сходство, чем ее родной брат.
Дарий был кряжист до такой степени, что производил впечатление человека, у которого под верхним платьем надето сразу несколько бронежилетов. Его лицо напоминало чугунную отливку, только что освобожденную от опоки, а черные жесткие волосы торчали на голове, как кабанья щетина.
Губы и глаза ему вполне заменяли узкие горизонтальные щели. Нос, многократно сшитый хирургами, невольно внушал трепет – люди с таким носом не щадят ни себя, ни других.
Если что-то и объединяло брата с сестрой, так только состояние психики. Дашка была ненормальной, а Дарий и вообще сумасшедшим. (В последнем Синяков не сомневался ни на йоту.)
Пахло от Дария всем, чем угодно, в широком диапазоне от чеснока до коньяка, но больше всего – бензином. Только сейчас Синяков сообразил, что пулеметный грохот, надо полагать, распугавший всех злых духов, был всего лишь звуком мотоциклетного движка, с выхлопных труб которого для пущей резвости сняты глушители.
– А это еще кто? – глядя на Синякова, но обращаясь к сестре, поинтересовался Дарий.
– Друг сердечный, – дерзко ответила девчонка.
– Не староват ли?
– Мне в самый раз.
– А что будет, если я ему сейчас по торцу врежу? – ровным голосом произнес Дарий.
– По торцу и сдачи получишь, – это были первые слова, сказанные Синяковым в присутствии Дашкиного брата.
На всякий случай приготовившись к драке, он тем не менее вставать с лежанки не спешил. Не верилось, что человек такой силы и, судя по многократно расплющенному носу, такого спортивного опыта унизится до того, что ударит сидящего.
– Ты, дядя, похоже, шустрый. – Лицо Дария оставалось по-прежнему невозмутимым. – Вот только зачем к пацанке цепляться? Неровня она тебе.
– Я сама к нему прицепилась! – В доказательство этому Дашка крепко обняла Синякова, а тому не осталось ничего другого, как промолчать.
На Дария столь горячее заявление не возымело никакого действия.
– Ты мне шары-то не втирай, сестренка, – сказал он. – Я тебя знаю, как цилиндр свой поршень. В смысле твоих дефектов.
– Что тебе нужно? – Похоже, Дашка начала озлобляться. – Ты зачем сюда явился? Выручать меня или нотации читать?
– Выручать, – кивнул Дарий. – Выручать из горячих объятий этого деляги. Он, между нами говоря, уже успел кое-где засветиться. Чужой он здесь. И ты, сестренка, можешь хлебнуть с ним горя.
– Я ее не держу, – заявил Синяков самым независимым тоном.
