если на спиртное такой падкий. Я его научу крючком вязать, а вы к кефиру приохотите.
– Короче, будем искать тех мотоциклистов из кафе, которые, возможно, как-то пересекаются с доброхотами, в своё время предупредившими Суконко, – сказал Кондаков, вновь взявший бразды правления в свои руки. – Уверен, это будет попроще, чем выслеживать старичка со стреляющей тростью.
– Нет, – тряхнул головой Цимбаларь. – Надо разрабатывать обе линии.
– Это вчетвером-то? – усомнился Кондаков.
– Привлечём на помощь наружку, техническую службу, осведомителей, территориалов.
– У семи нянек дитя без глаза, – возразил Кондаков. – И дело провалят, и вся конспирация пойдёт насмарку. А отвечать нам придётся. За это по головке не погладят.
– В Ростове на почте ничего не выяснилось? – смирив свой гонор, Людочка обратилась к Цимбаларю.
– Какое там! Телефонная станция у них самая допотопная. Входящие междугородные звонки не регистрирует. А если бы и регистрировала, подобная информация четыре года храниться не будет.
– Что пояснил следователь, занимавшийся делом Суконко?
– Следователь сменил фамилию Зудин на Зундель и укатил в землю обетованную. Опер из уголовки, помогавший ему, погиб в Чечне. И вообще, тамошний отдел за четыре года обновился чуть ли не наполовину. Я даже само дело не сумел найти. То ли оно прекращено, то ли приостановлено, то ли вообще списано по каким-то причинам – неизвестно.
– Типичное российское разгильдяйство, – изрёк Кондаков. – В Германии, говорят, в течение считаных минут можно получить информацию о преступлении столетней давности.
– Это потому, что они живут в загнивающем обществе, не имеющем перспектив на искоренение преступности, – охотно пояснил Цимбаларь. – А у нас до самого недавнего времени преступность считалась явлением преходящим. Зачем же заострять на ней внимание?
– Хватит чепуху молоть, – возмутилась Людочка. – Через двадцать дней Горемыкин вернётся из Непала. Что мы ему скажем?
– Как буддист буддисту я скажу ему магическую мантру «Ом мани падме хум», – заявил Цимбаларь. – Что означает: «Шёл бы ты туда, откуда явился».
– Нет, я так больше не могу. – Людочка спрятала лицо в ладонях. – Это дурдом какой-то.
Между тем Кондаков, вдруг вспомнивший что-то, встряхнул Цимбаларя, уже начавшего клевать носом.
– Саша, ты, кажется, говорил, что неизвестный, предупреждавший Суконко об опасности, интересовался роддомом, в котором тот появился на свет. Было такое?
– Было.
– И при чём здесь роддом?
– Ума не приложу! Наверное, это как-то связано с установлением личности.
– Какой ещё личности! – не отнимая от лица ладоней, простонала Людочка. – Новорождённый, покидающий роддом, даже имени ещё не имеет. Личность надо устанавливать в отделе записи актов гражданского состояния.
– И всё же здесь что-то неладно, – немного подумав, сказал Кондаков. – В такой ситуации бессмысленные вопросы не задают. Голову даю на отсечение, что какая-то ниточка к роддому тянется. Придётся тебе, Людмила Савельевна, эту версию проработать. Не всё же время по кафешкам шастать. Кроме ростовского роддома, надо заняться ещё двумя. Догадываешься какими?
– Один ставропольский, где родился генерал Селезень. А второй?
– А второй тот, где родился президент. Только сначала надо узнать его координаты. Возможно, появление на свет наших фигурантов было сопряжено с какими-то необыкновенными событиями. Но главное – выяснить тайну, связывающую все эти учреждения между собой. Если она, конечно, существует…
– Их связывает тайна криминальных абортов! – ляпнул Цимбаларь.
Не обращая внимания на эти провокационные реплики, Кондаков добавил:
– Жаль только, что четвёртый роддом нам до сих пор не известен.
– Таким образом, в расследовании появляются устойчивые пары, – сказала Людочка, как бы заранее соглашаясь с Кондаковым, – Суконко – Селезень и Голиаф – президент.
Цимбаларь немедленно добавил:
– Людмила Лопаткина – Ума Турман.
Людочка, естественно, в долгу не осталась:
– Сашенька Цимбаларь – Иванушка-дурачок.
– А вот это не надо! – запротестовал тот. – Хватит того, что меня с Фернанделем сравнивают… Уж лучше бы с Чарли Чаплином.
– Ну всё, за дело! – Этим Кондаков как бы поставил точку в чересчур затянувшейся дискуссии. – Ты, Саша, сегодня имеешь право опохмелиться, но чтобы завтра был как огурчик. Займёмся поисками вчерашних мотоциклистов и старичка-боровичка.
– Старичка-бородавочника, – поправил Цимбаларь, хотя и находившийся на грани распада личности, но по-прежнему сохранявший завидную память. – А ты, гражданка Лопаткина, будешь бомбить роддомы. Заодно и местечко себе подходящее подыщешь.
– Прикажете отправиться в длительное турне по городам и весям нашей родины?
Вместо Цимбаларя, уже собиравшегося запустить очередную солёную шуточку, поспешно ответил Кондаков:
– А это уж как тебе заблагорассудится. Но чтобы максимум через пару дней доклад был готов.
– В письменном виде?
– Желательно. Хотя и в самой сжатой форме. Всякие гинекологические тонкости нас не интересуют.
Несмотря на молодые годы и широту взглядов, Людочка по натуре своей была домоседкой. Конечно, она с удовольствием отправилась бы в экскурсионный круиз или отдохнула пару неделек у моря, но странствовать по служебным нуждам не собиралась, тем более что перед глазами был печальный пример Цимбаларя.
Да и какой смысл в очных встречах, если под рукой всегда есть телефон, Интернет и факсимильная связь? Время информационных технологий уже породило новые виды преступности и, как следствие, обязательно породит новую генерацию сыщиков, использующих в своей деятельности исключительно каналы связи.
Людочка не только придерживалась этой точки зрения, но и действовала соответствующим образом. Располагая фальшивым, но безупречно исполненным удостоверением редактора несуществующего телевизионного канала «Красота и здоровье», она заявилась в пресс-центр Министерства здравоохранения, откуда вскорости была переправлена в Главное управление охраны материнства и детства – и опять же в объятия к тамошнему пресс-секретарю.
К людям этой профессии, возникшей сравнительно недавно, Людочка относилась не то чтобы предвзято, но с некоторой осторожностью, как и ко всем прочим существам, живущим по непонятным ей законам.
Началось всё с того, что на телеэкранах страны стали регулярно появляться люди солидной наружности, нередко с большими звёздами на погонах, вынужденные по долгу службы выдавать чёрное за белое, желаемое за действительное, провалы за взлёты, а катастрофы – за временные трудности. При этом они натужно кряхтели, заикались, утирали невесть откуда взявшийся пот и блудливо косились по сторонам, видимо, ловя одобрительный взгляд начальства. Лжецов, как говорится, милостью божьей было немного, и все они сразу уходили на повышение в правительство или в президентскую администрацию.
Непредубеждённые зрители, слушая эту неуклюжую болтологию, негодовали. Одни выключали телевизор, другие плевались, третьи в сердцах возмущались: «Чем нести такую околёсицу, уж лучше молчали бы в тряпочку, как прежде. Гласность, ети её мать!»
Однако со временем все косноязычные мастодонты куда-то исчезли и на смену им повсеместно – даже в силовых структурах – пришли молоденькие девушки с ясными глазами и непорочными губками, вравшие так естественно и убедительно, словно в этом и состояло их основное жизненное предназначение. Милая улыбка и глубокое декольте не позволяли рядовым гражданам критически воспринимать дезинформацию,
