— СЛУШАЮ? — вежливо откликнулся он.
— Я всегда гадал, как это случится, — сообщил Ринсвинд. Смерть вытащил из таинственных складок эбенового одеяния песочные часы и, глядя на них, отсутствующим голосом произнес:
— ПРАВДА?
— Полагаю, мне не на что жаловаться, — с достоинством заметил Ринсвинд. — У меня была хорошая жизнь. Довольно хорошая. — Он замялся. — Хотя, в общем-то, не такая уж и хорошая. Большинство людей назвали бы ее просто ужасной. — Он подумал еще немного. — Лично я бы назвал ее такой.
— ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ, ПРИЯТЕЛЬ? Ринсвинд растерялся.
— Но ведь ты появляешься только тогда, когда предстоит умереть волшебнику!
— КОНЕЧНО. И ДОЛЖЕН ПРИЗНАТЬСЯ, ЧТО ВЫ, ЛЮДИ, УСТРОИЛИ МНЕ СЕГОДНЯ ВЕСЕЛЕНЬКИЙ ДЕНЕК.
— Как тебе удается находиться в стольких местах одновременно?
— БЛАГОДАРЯ ХОРОШЕЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА.
Время вернулось. Посох, который завис в воздухе в нескольких футах от Ринсвинда, снова с воем устремился вперед.
Но Койн перехватил его рукой прямо в полете. Раздался металлический стук.
Посох взвизгнул так, словно тысяча ногтей одновременно заскрежетали по стеклу, неистово заизвивался, пытаясь ужалить держащую его руку, и вспыхнул по всей длине зловещим зеленым огнем.
“Ах так! Значит, в последний момент ты все-таки подвел меня.”
Койн застонал, но продолжал держать посох, который раскалился докрасна, а затем вообще побелел.
Мальчик выставил руку перед собой, и магия, исходящая из посоха, с ревом устремился мимо него. Она высекала искры из его волос, взбивала мантию, придавая ей странные и неприятные формы. Койн вскрикнул и, широко размахнувшись, изо всех сил ударил посохом о парапет. На камне осталась длинная пузырящаяся полоса.
Потом Койн отшвырнул посох в сторону. Тот со стуком прокатился по площадке, распугивая волшебников, и медленно остановился.
Койн обмяк и, задрожав, упал на колени.
— Мне не нравится убивать людей, — проговорил он. — Я точно знаю, что это неправильно.
— Продолжай в том же духе, — с жаром посоветовал Ринсвинд.
— А что случается с людьми после того, как они умирают? — спросил Койн. Ринсвинд посмотрел на Смерть.
— Думаю, это вопрос скорее к тебе.
— ОН НЕ ВИДИТ И НЕ СЛЫШИТ МЕНЯ, — ответил Смерть, — ПОКА САМ ЭТОГО НЕ ХОЧЕТ. Неподалеку раздалось тихое позвякивание. Посох катился обратно к Койну, который с ужасом смотрел на него.
“Подбери меня.”
— Тебе вовсе не обязательно это делать, — предупредил Ринсвинд.
“Ты не можешь противиться мне. Тебе себя не перебороть”, — упорствовал посох.
Койн медленно протянул руку и поднял его.
Ринсвинд глянул на свой носок, превратившийся в обгорелый кусок шерсти. Короткая карьера в качестве боевого оружия привела его в состояние, в котором ему не поможет ни одна штопальная игла.
“А теперь убей его.”
Ринсвинд задержал дыхание. Наблюдавшие за сценой волшебники задержали дыхание. Даже Смерть, которому нечего было держать, кроме косы, держал ее с напряжением.
— Нет, — ответил Койн.
“Ты знаешь, что случается с мальчиками, которые плохо себя ведут.”
Ринсвинд увидел, что лицо чудесника побледнело.
Голос посоха изменился. Теперь он зазвучал вкрадчиво:
“Без меня тебе некому будет советовать.”
— Это правда, — медленно произнес Койн. “Посмотри, каких успехов ты добился.” Койн не спеша оглядел перепуганные лица и кивнул:
— Вижу.
“Я научил тебя всему, что знаю сам.”
— Мне кажется, — откликнулся мальчик, — что ты знаешь слишком мало.
“Неблагодарный! Кто подарил тебе твою судьбу?”
— Ты, — сказал Койн и, вскинув голову, спокойно добавил:
— И теперь я понял, что был не прав.
“Вот и замечательно…”
— Я закинул тебя недостаточно далеко!
Койн быстро вскочил на ноги и поднял посох над головой. Он стоял неподвижно, как статуя, и его рука была окружена огненным шаром, который сначала загорелся цветом расплавленной меди, затем стал зеленым, сменил несколько оттенков синего, задержался на фиолетовом и наконец полыхнул чистым октарином.
Ринсвинд прикрыл глаза рукой, защищая их от света, но успел увидеть, что рука Койна, по-прежнему целая и невредимая, все еще крепко сжимает посох и что между его пальцев сверкают капли расплавленного металла.
Он потихоньку попятился и наткнулся на Хакардли. Старый волшебник стоял столбом, разинув рот.
— Что будет? — спросил Ринсвинд. — Ему не победить этот посох, — хрипло ответил Хакардли. — Они принадлежат друг другу. И одинаково могущественны. Мальчик обладает силой, но посох знает, как направлять ее.
— То есть они уничтожат друг дружку?
— Надеюсь.
Исходящее от места битвы адское сияние скрывало сражение от посторонних глаз. Пол задрожал.
— Они призывают себе на помощь магию, — заметил Хакардли. — Нам лучше убираться из башни.
— Почему?
— Мне кажется, она скоро исчезнет. И действительно, белые плитки, окружающие сияющий столб, приняли такой вид, словно собрались вот-вот расползтись и исчезнуть. Ринсвинд замялся.
— А разве мы ему не поможем? Хакардли внимательно посмотрел на Ринсвинда, после чего перевел взгляд на переливающуюся всеми цветами радуги живую картину. Его рот пару раз открылся и закрылся.
— Увы… — пожал плечами он.
— Да, но ему нужно всего лишь чуть-чуть помочь, ты же видел, на что похожа эта штука…
— Увы…
— А вам он помогал. — Ринсвинд повернулся к остальным волшебникам, которые торопливо разбегались кто куда. — Всем вам. Он осуществил все ваши желания…
— И может быть, мы никогда не простим его за это, — отозвался Хакардли. Ринсвинд застонал.
— Но вы только представьте, что останется, когда эта битва закончится? Что останется?
Хакардли опустил глаза.
— Увы… — повторил он.
Октариновый свет стал ярче и почернел по краям. Однако это был не тот черный цвет, который есть всего лишь противоположность белого. Это была зернистая, изменчивая чернота, которая сияет по ту сторону ослепительного света и которой нечего делать в любой приличной реальности.
Ринсвинд в нерешительности заплясал на месте. Его ступни, ноги, чувства и невероятно хорошо развитый инстинкт самосохранения довели нервную систему до такого состояния, что она готова была взорваться. Но тут его совесть наконец добилась своего.
Он прыгнул в огонь и схватил посох.
Волшебники бросились бежать. Некоторые из них спустились с башни посредством левитации.
Они проявили большую предусмотрительность, чем те, кто побежал по лестнице, потому что примерно
