Приглядевшись к нему, Тевено заметил то, чего не видел прежде — у Орена были разные глаза, один карий, другой серый. И это уж точно не было игрой огня.
Пальцы его правой руки безостановочно двигались. Он словно бы разминал какую-то щепочку… или трубочку. Скорее трубочку — она была закругленная и гладкая.
— Что это? — спросил Тевено.
— Амулет, — ответил конвоир. После паузы добавил: — И еще, чтобы пальцы упражнять… для стрельбы.
Тевено стрелять не учили, даже из лука. Но в деревне были охотники, и он ни разу не видел, чтоб они упражняли пальцы таким образом. Однако у пограничников, наверное, свои приемы… тем более, для самострела.
Орен молчал, не выказывая намерений продолжать беседы, и Тевено отошел от него.
— Спать хочется, — сказал он остальным.
— И в самом деле, — Муг зевнул. — Заболтались мы, а завтра опять целый день двигать. Давайте спать.
Костер они заливать не стали, оставили догорать. Засыпая, Тевено видел фигуру конвоира, сидевшего прислонясь к дереву, точно и впрямь слившегося с ним, и слышал, как Фола бормотал, неизвестно к кому обращаясь:
— А вот оборотни… они могут в любого зверя… или человек… и никак… никак не отличить…
Орен поднял их на рассвете. Кострище велел засыпать. Потом они вернулись на дорогу. На сей раз топали пободрее — попривыкли немного, да и не случилось с ними ничего страшного, и это, как бы ни пугали они себя с вечера, вселяло некоторую уверенность в будущем.
Постепенно лес становился все мрачнее. Здесь росли по преимуществу ели, старые, черные, мощные, обросшие лишайником. Между иными стволами тянулась завеса паутины в несколько слоев — такую и ветер не колебал. Впрочем, ветра не было. Свет пробивался сквозь деревья только над самой дорогой, а отступи с нее на шаг, и окажешься во тьме.
Если вчера они сохраняли видимость строя, то сегодня сбились в кучу и шагали, как хотели. Орен по-прежнему шел последним. Хотя, с его ростом он мог видеть дорогу и поверх голов остальных. После того, как они снялись со стоянки, он не проронил ни слова, но в целом вел себя не более нелюдимо, чем вчера.
Однако к середине дня он стал выказывать некие признаки беспокойства. Велел всем ускорить шаг, и стоило кому-то замешкаться, сразу же подгонял. Тевено прислушивался и присматривался, пытаясь понять причины таких действий. Каков бы тяжел ни был нрав конвоира, вряд ли он заторопил их из одной лишь вредности (как, похоже, считали Квилл и прочие). Но Тевено ничего не замечал, а может, спешка мешала ему заметить.
— Быстрее, — сквозь зубы приговаривал Орен. — Быстрее.
— Да что ж это такое! — взорвался Квилл. — Что ж нам — до Рауди бегом бежать? Или ты уморить нас хочешь, чтоб мы задохнулись?
Если он будет столько болтать, то задохнется еще быстрее, подумал Тевено, но додумать не успел. Фола ойкнул. А вслед за ним услышали и другие.
Позади них в лесу что-то ломилось сквозь деревья. И вряд ли это мог быть человек.
Шум раздавался по правую руку от дороги. В нем были уже различимы топот и треск.
Орен мотнул головой влево.
— Прочь с дороги и на деревья!
Они подчинились, двигаясь вприпрыжку через трухлявые лежачие стволы, поваленные не бурями и не людьми, а только временем. Полезли вверх, хватаясь за мохнатые, пружинящие под ногами ветки. Неуклюжий Муг умудрился сверзиться на землю, и Тевено пришлось его подсаживать. При этом он обернулся, и сердце у него заныло.
Верхушки вековых елей отчаянно затряслись, и на дорогу что-то выдвинулось… высунулось… выбежало.
Это оказалась не нежить, какой они стращали друг друга у костра, а всего лишь зверь. Но пожалуй, лучше бы это была нежить.
Тевено никогда не видел кутху воочию, но слышать — слышал, и сразу узнал. По очертаниями тела кутха более всего напоминал кабана, а вот ростом был примерно с быка. И морда у него была такая, какой ни у быка, ни у кабана нет и быть не может. Ни рогов, ни клыков, зато непомерно вытянутые вперед челюсти, больше всей остальной головы, украшенные острыми мощными зубами. Кутха питался в основном зверьем поменьше, но, говорят, не брезговал и человечиной.
Орен не последовал за своими подопечными. Он внимательно следил за хищником, который, выбежав на дорогу, внезапно остановился.
— Стреляй! — просипел Муг прямо над головой у Тевено.
Но Орен даже не расчехлил самострела.
— Да стреляй же! — душераздирающе завопил Квилл.
Кутха развернулся и понесся в их сторону.
Тевено поднял ставшую вялой руку и уронил ее. Он вдруг представил, как кутха бьется башкой о дерево, как раскачивается ствол, как падают на землю те, кто не смогли удержаться…
Орен завизжал. Нет, визгом звук, что вырвался из его груди назвать было нельзя, но уши от него закладывало. Кутха снова развернулся. И ринулся на конвоира. В ужасе Тевено надеялся, что хотя бы сейчас Орен выстрелит. Но вместо того Орен, легко оттолкнувшись от земли, перекувырнулся и прошелся колесом, исчезнув из поля зрения кутхи. Тот дернулся как ужаленный и понесся в другом направлении. Это длилось несколько мгновений — мелькали в воздухе руки и ноги, красная куртка описывала невероятные круги, дорожная пыль фонтанами выбивалась из-под копыт кутхи. Тевено не удалось следить, как Орен сумел подобраться к хищнику, не будучи сбитым с ног. Но с внезапной ясностью увидел, что Орен стоит перед кутхой и — Тевено не верил собственным глазам — ухватил хищника за нижнюю челюсть. Левой рукой.
Пусть Орен не производил впечатления сильного человека, подконвойные успели убедиться, что слабым его не назовешь. Но чтоб он мог сдержать такую тушу? И не только сдержать — Орен развернул голову кутхи от себя, и в этот миг Тевено готов был предположить, будто пограничник просто свернет чудищу шею. Он ошибся. В правой руке Орна взмыл топор, который конвоир успел высвободить из петли, и пал на загривок кутхи. Тевено решил, что Орен свихнулся — свиней никогда не бьют таким ударом, а у кутхи загривок куда более мощный, чем у любого секача. Но лезвие вошло почти по рукоять. Орен, выпустивший топорище, отскочил назад. Кутха постоял, неестественно свесив полуотрубленную голову, потом передние ноги его подкосились, и он рухнул на дрогу.
Прошло некоторое время, прежде чем сотоварищи Тевено, убедившись, что кутха не собирается вскакивать на ноги, а из лесу не показывается его родня, рискнули слезть с деревьев и медленно побрели к дороге.
Орен не двигался с места. И приблизившись, они поняли, почему. Кутха, может, и подыхал, но тело его еще сотрясали конвульсии, и не соблюдая осторожности, можно было получить удар копытом, способный раздробить кость. Молча, словно зачарованные, они смотрели, как кутха замирает.
Затем Фола произнес:
— А его разделать, наверное, можно…
Никому в голову этого не пришло. Но у Фолы голод, видимо, пересилил недавний страх.
— Попробуй, — откликнулся Орен.
Фола мялся, поглядывая то на конвоира, то на остальных. Он не понимал, шутит Орен или нет. Тевено тоже этого не понимал.
— Попробуй, — повторил Орен.
Фола сделал нерешительный шажок к туше. Покосился на рукоятку топора.
— Чтой-то мне не хочется, — сообщил он.
Орен шагнул вперед, с видимым усилием вырвал топор из загривка кутхи. При этом Тевено обратил внимание, что хотя под тушей натекла целая лужа темной крови, на лицо и одежду пограничника не попало
