ожидания. Но чувствовалось, что люди к чему-то важному подготовлены, и это важное взывало к себе с листовки, наклеенной на стекле водительской кабины, и по тому, что его все видели и никто о нем не говорил, можно было понять — его призыв был всеми принят и обдуман.
Сойдя на своей остановке с троллейбуса, Золотаревы некоторое время, пока им разойтись, шли вместе и молча, потом Татьяна Семеновна сказала:
— Придут люди на митинг, по всему видно — этот вопрос для них решенный. Теперь важно, чем кончится митинг.
У Петра с волнением билось сердце, радостно блестели глаза, он с уверенностью ответил:
— Я спокоен — митинг кончится в нашу пользу, народ, если он сплочен, не может не победить.
— Это — теоретически. — С сомнением покачала головой Татьяна Семеновна.
— Сегодня мы докажем практически, — возразил Петр. На этом они разошлись по своим местам работы.
Татьяну Семеновну встретил директор школы Краснов Михаил Александрович. Он весело и радостно, поприветствовал ее. Он всегда весело приветствовал тех, кто, как и он, являлся на работу поутру, то есть раньше, чем вступал в свое властвование день, а раннее утро со своей бодростью и приветливостью только как бы пробуждало человека на добровольную, не произвольную деятельность и вознаграждало его трудовой бодростью и желанием достижения цели.
И этой ранней утренней зарядки духа Михаилу Александровичу вполне доставало не только на его директорский трудовой день, но еще и на участие в общественных делах по работе с людьми, и на научно- творческие дела, которые, собственно, венчали цель его жизни.
Михаил Александрович, встретил Татьяну Семеновну во дворе школы, который он обходил как хозяин. Он не мог понять тех школ, у которых пришкольное пространство ограничивалось входным крыльцом или, в лучшем случае, спортивной площадкой.
— Сегодня учащиеся освобождены от занятий на школьном поле, — сообщил Михаил Александрович, улыбчиво сощурив глаза, как бы извиняясь перед Татьяной Семеновной за изменение распорядка в работе с детьми, но эти изменения были неожиданными только для Татьяны Семеновны, как для нового человека в педколлективе. Он вежливо и осторожно вводил ее в курс жизни школьного коллектива:
— На поле с вашим старанием уже стало нечего делать, а ничегонеделание больше всего ребят угнетает и в некоторой степени вредит их психологии. Поэтому внесем разнообразие в их отдых. Историк наш Елизавета Леоновна давно просит приобщить ребят к археологическим поисковым раскопкам на Холмовой Гряде, которые ведут студенты истфака педуниверситета. Вот и пусть историк на недельку-две займет ребят, так сказать, сочетая приятное с полезным. И первая очередь на школьном автобусе уже поехала, а физик наш вызвался побыть водителем. Кстати, Петр Агеевич провел технический осмотр автобуса и кое-что подделал.
Они сидели на скамейке, сделанной руками учащихся, под одним из двух кленов, стерегущих по бокам крыльца вход в школу. Клены были еще относительно молодые, но уже с роскошными кронами, листья которых под низкими лучами солнца, казалось, были облиты розовато-зеленым глянцем и тихо светились прозрачно-приветливым светом.
Кто-то посадил и вырастил эти деревья, как и еловую аллейку от улицы к крыльцу, с каким-то философски-романтическим замыслом или намеком: входишь в храм знаний как бы по тернистой аллее, но ждет тебя там радостно сверкающий, манящий свет познаний.
В такой наряд обрядила свои мысли Татьяна Семеновна и подумала, что этот высокий намек входящим в школу мог придумать человек с веселой жизнеутверждающей благородной фантазией, и с уважением посмотрела на Михаила Александровича — по времени его работы в школе и эта аллея могла быть предметом его заботы.
— Так что вы уж простите меня, Татьяна Семеновна, за то, что не предупредил вас об изменении плана работы с детьми, — продолжил Михаил Александрович, и на его лице было искреннее выражение извинения, так что Татьяне Семеновне было даже как-то некорректно с ее стороны видеть и слышать его безвинное извинение, она поспешно ответила, краснея:
— Что вы, Михаил Александрович! Я никак не заслуживаю того, что бы вы просили у меня прощение по такому пустяку: на два часа раньше в школу пришла. Это я виновата, что вчера в школу не зашла, а, сопроводив ребят, не зайдя в школу, ушла домой.
— Ну, хорошо, значит, будем считать — мы квиты, — весело рассмеялся директор, — а пока я вас попрошу художественно поразмышлять к новому учебному году. Идемте в школу.
Они вошли в здание школы, и директор провел Татьяну по классным комнатам, уже отремонтированным и подготовленным к занятиям, и в каждой высказал свои пожелания, какие наглядные пособия ему хотелось бы видеть, и чтобы они были сделаны своими руками, но с художественным вкусом, чтобы привлекали детский взгляд.
Когда они прошли по всем классным комнатам, директор остановился в коридоре на третьем этаже и сказал своим преподавательским тоном, в котором Татьяне Семеновне слышались профессиональные педагогические интонации:
— Вы, Татьяна Семеновна, конечно, понимаете, что весь учебно-воспитательный процесс в школе строится по единому методическому началу и, как бы кому-то ни хотелось, соблюдение и, добавлю, построение этого методического принципа уполномочен осуществлять директор школы. Вместе с этим же мы с вами, — два последних слова он подчеркнул ударением, — не должны уходить от создания и поддержания идеологической и политической атмосферы в школе, — и Татьяна Семеновна поняла, что означало ударение на его словах мы с вами, и с некоторым чувством смущения взглянула на него, как бы спрашивая, а до конца ли он доверился ей. Он сделал небольшую паузу, словно угадал ее смущение, поднял палец и серьезно продолжил: — Я сказал — мы с вами, это понятно?
После этого его вопроса Татьяна Семеновна призвала свое сердце к твердости и серьезным, смелым взглядом посмотрела директору в глаза и сказала:
— Должно быть, я вас поняла.
— Вот и отлично, дорогой товарищ, — и подал ей руку и при рукопожатии добавил: — При этом наши идеология и политика не должны быть навязываемы, должны быть непринужденно вытекающими из понимания, лучше, — из убеждения. Нам потребуется в этом вопросе гибкость чутья и ума. И в этом я в вас уверен.
Все это он говорил негромко, неспешно, но в пустой школе, в длинном коридоре голос звучал внятно, усиливаясь резонансом, и непривычно настраивал Татьяну Семеновну на какое-то торжественное восприятие каждого его слова.
Вообще школа настраивала ее на большое благоговейное чувство и на святое поклонение всему, что здесь, по ее понятию, должно совершаться, а совершается в этих стенах таинство становления человека с его индивидуальными особенностями личности, и то, как эти особенности улавливаются, и есть секрет педагогического искусства. На этом-то тонком лезвии и предстояло ей испытать себя. Она по своей честности, разумеется, робела перед предстоящим испытанием, и перед директором робела, взявшим на себя смелость выставить ее на такое испытание, да еще и гарантировать его успех.
И она, спросив свою совесть, ответила директору и самой себе:
— Я постараюсь справиться и оправдать ваше доверие.
А директор, увлеченный своими мыслями, не мог предполагать, какие чувства переживала Татьяна Семеновна, учительница по приказу, но еще не учительница. Он продолжал приобщать ее к поклонению храму, настоятелем которого он увлеченно служил:
— Но, сообразуясь с общим принципом, каждый преподаватель имеет, по крайней мере, должен иметь индивидуальный творческий подход в своем педагогическом призвании, в раскрытии своего таланта на поприще педагогического искусства. И мы с вами не должны помешать проявлению этого искусства, — Михаил Александрович широко размахнул руками, как бы изображая безграничность творческого проявления учителя, и поощрительно улыбнулся. — Поэтому мы предоставим каждому классному руководителю и предметнику возможность потрудиться самостоятельно над подготовкой наглядных пособий, а вы потом поможете им в художественном оформлении. Хорошо?
Татьяна Семеновна с легкостью согласилась с директором, а он с радостью ответил:
— Вот и прекрасно! А теперь пройдемте в наш школьный краеведческий исторический музей.
