— Понимаете… Оно, конечно, приятно, когда о тебе пишут, но… Только боком мне это все выходит. Вы меня понимаете?
Я сказал, что писать собираюсь вовсе не о нем, а только о его методе. Поморщившись, Калинников все же дал согласие.
Мне выдали белый накрахмаленный халат, белую шапочку, и на другое утро я уже присутствовал на одном из очередных хирургических советов. Костыли я спрятал под стул, и, если бы кто-либо посторонний поглядел на меня, он бы никак не признал во мне больного.
Помимо Калинникова, в кабинете находилось около двадцати врачей. Сам он сидел за столом, чертил что-то на бумаге. Я устроился в самом дальнем углу. Хирурги на меня иногда посматривали и, перешептываясь между собой, улыбались.
Вошел очередной пациент. Это была девушка лет семнадцати. Ростом она оказалась ниже дверной ручки. Опершись очень короткими руками о кушетку, она ловко взобралась на нее, У девушки были светлые красивые волосы, миловидное лицо, абсолютно нормальный торе, но ноги пациентки не доставали до пола. Время от времени она нервно ими покачивала.
В кабинете сразу воцарилась тишина. Я понял: чего только эти хирурги в своей жизни ни насмотрелись, но с таким отклонением человеческой природы, видимо, встречались нечасто.
Глядя на девушку, я подумал: «Боже, за что ты так наказываешь людей?»
Не вставая из-за стола, Калинников мягко спросил пациентку:
— Что вы просите?
Чуть слышно она произнесла:
— Ноги…
Доктор метнул на них короткий, внимательный взгляд.
— Ясно, — негромко сказал он. — Руки вам, значит, пока не мешают?
Девушка скованно ответила:
— Не так…
Она по-прежнему не поднимала глаз. Ее руки были точно игрушечные.
Калинников попросил:
— Если нетрудно… Пройдитесь, пожалуйста.
Пациентка соскочила с кушетки, несколько раз прошагала туда, обратно по кабинету, выжидающе остановилась. Она была чуть выше стола.
Калинников опустил глаза, долго молчал. Наконец проговорил:
— В принципе мы вам и руки удлинить можем. Стараясь ни на кого не смотреть, девушка не отвечала.
За нее говорило, нет, кричало ее несчастье.
— Ну ладно, — очень мягко произнес доктор. — Можете пока идти.
Она тихо ответила:
— Спасибо.
Девушка прошла к дверям, подняв высоко руку, взялась за ручку, открыла дверь и вышла. Калинников спросил:
— Что будем делать?
Врачи не отвечали.
Калинников обратился к Красику:
— Если ее в живую очередь поставить? Сколько ей ждать придется?
— Минутку… — Красик открыл папку, что лежала у него на коленях. — По этим больным… по этим больным… примерно через девять лет!
Калинников кивнул, помолчал. Затем спросил у одного из ассистентов:
— А она Кто?
Тот ответил:
— Год назад закончила школу. Говорит, хочет поступать в институт, но стесняется.
Доктор вновь раздумчиво покивал головой.
Ассистент добавил:
— Училась хорошо. На пятерки.
— Такие все хорошо учатся, — хмуро отозвался Калинников. — У них время на игры не уходит.
Никто не ответил ему.
Полуянов вдруг предложил:
— А что, если их для нашего филиала тематическими сделать, Степан Ильич?
Шеф сразу подытожил:
— Так, есть предложение товарища Полуянова сделать таких больных для нашего филиала тематическими. Еще какие мысли?
По-прежнему все молчали. Полуянов опять сказал:
— Несчастные люди, Степан Ильич.
— Ну, думайте, думайте! — торопил всех Калинников.
Красик помялся, неуверенно сказал:
— Как человек, я в принципе не возражаю. Но, как заместитель по науке, полагаю, что решать такие задачи нам еще рановато. Мы просто не потянем физически. Вот когда у нас будет институт, а не филиал… Как-никак все-таки в два раза больше коек будет.
Калинников произнес:
— Есть второе предложение: решать, когда из филиала мы превратимся в институт. Еще что?
Совет безмолвствовал.
Калинников подытожил:
— Если больше ничего нет, голосуем. Кто за то, чтобы подобных больных сделать тематическими?
И первым поднял руку.
«За» проголосовали все, в том числе и Красик.
Калинников поинтересовался:
— А вы-то что? У вас же другое предложение.
Красик улыбнулся:
— А зачем же отрываться от коллектива?
Все рассмеялись, в том числе и Калинников. По характеру смеха я понял, что Красика врачи любили, но, видимо, постоянно над ним подшучивали. Его добродушная, «швейковская» внешность располагала к незлобивому подтруниванию.
Следующим на совете предстал огромный пузатый мужчина с носом, похожим на крюк. Полуголый, весь в наколках, он почему-то сразу встал по стойке «смирно» и, не переставая улыбаться во всю ширь необъятного лица, начал необычайно внимательно слушать свою характеристику, которую зачитывал ассистент.
— Юрасов Аркадий. В результате выстрела соседа образовалась сильная деформация левого плеча с несколькими переломами. До нас лечился восемь лет, перенес шесть операций. Здесь находится три с половиной месяца. После наложения аппарата функция плеча была восстановлена.
Калинников произнес:
— Посмотрите, интересно…
Он передал врачам фотографию, те смотрели, передавали дальше.
Фотография дошла до меня, я увидел: левое плечо этого пациента до лечения в клинике Калинникова походило на гофрированную трубку от пылесоса.
А теперь видите, какой бодряк!
Бывший больной улыбнулся еще шире. Рука у него действительно была абсолютно прямой, только вся в шрамах — от семи перенесенных операций.
Я спросил:
— А поднять он ее может?
Мужчина гаркнул:
