Операционная сестра сразу подала ему ножницы с ватой. Вернув ей красный тампон, Калинников сказал Полуянову:
— Пошире, пошире… И не наваливайтесь, как медведь! — Он быстро сунул долото внутрь ноги (вероятно, в разрез) и, буквально выхватив у Помощницы молоток, стал сильно, коротко ударить по долоту. — Опа! Она! Она! — с каждым ударом вскрикивал Калинников. — Фух! Надо же какая крепкая! Где все-таки черное долото?
Операционная сестра молчала.
— Промокнуть!
Протянула вату.
— Так, ладно! — Он вернул помощнице ножницы, в третий раз обернулся на рентгеновский снимок. Затем сам протянул руку к инструментам, взял молоток потяжелее. Секунду подумав, доктор спокойно тюкнул им два раза, удовлетворенно сообщил: — Порядок.
Как я догадывался, девочке разрубили бедренную кость.
Неожиданно он позвал меня:
— Вот, идите сюда! Посмотрите, какую мы дырочку маленькую делаем.
Я не решился подойти к столу, из своего угла смущенно попросил его:
— Я потом… Можно?
А, ну да, ну да, — понимающе улыбнулся доктор. Полуянову сказал: Приводи теперь.
Тот стал осторожно соединять больную ногу со здоровой.
Доктор что-то увидел.
— Стоп! давай вниз! — Калинников поднялся, вместе с учеником стал давить на бедро девочки. — Давай, давай… — заговорил он. — Эха! Еще, еще… Эха! Погоди, надо поправить, а то она у нас упадет.
Полуянов двумя руками подтянул больную на середину стола. Осмелев, я наконец рискнул приблизиться. Операционная сестра строго произнесла:
— Вы мне с этой стороны не ходите!
Я обошел ее на своих костылях, заглянул за занавеску. Девочка была бледна, но дышала по- прежнему ровно, будто с ней ничего не происходило.
Калинников и Полуянов продолжали возиться с ногой.
Шеф кряхтел:
— Так, так, так… Еще чуть-чуть…
— Опа! — выдохнул Полуянов.
— Ничего не «опа»! — недовольно отозвался Калинников. Оба сильно вспотели. Все равно сейчас она у нас, родимая, встанет. Никуда не денется… Опа! Опять, черт, нет! Все, — вдруг очень спокойно произнес он. — Готовьте аппарат. Я пока зашью.
Аппарат на бедре устанавливали примерно час. Девочке пронзили кость спицами, скрепили их кольцами и стержнями.
Наконец Калинников спустился на стул, чуть ли не театрально сложил на груди руки, придирчиво поглядел ва свою работу. Потом сказал:
— Еще одну спицу надо!
Полуянов произнес:
— Как же? Уже все… Поставили!
Шеф нахмурился:
— Ничего не все. Угольничек сейчас приспособим. Есть угольничек?
Сестра виновато отозвалась:
— Нет… Принесу.
— Вот, пожалуйста! — пожаловался мне Калинников. — Опять принесу.
Я уже пообвыкся, стоял рядом с ним.
— Я вам дырочку хотел показать. Теперь только шов. Видите, какой маленький?
Я кивнул головой. Калинников добавил:
— А при таких операциях все бедро вот так — треугольником разрезают. Чтобы видеть, где кость перерубить.
Я удивился:
— А вы как же?
Он довольно похвастался:
— А так. Наловчился! Потом снимок есть, анатомию знаю. Косметично очень, правда?
Я улыбнулся. Мои страхи окончательно рассеялись. Этот удивительный человек только что подправил саму природу. Она родила девочку уродом, а он сделал ее нормальной. Ведь если вдуматься, произошло чудо! А Калинников совершил его так естественно, основательно и просто, как будто смастерил табуретку.
Операционная сестра принесла угольник.
— Ну не этот же!
Она направилась обратно.
Калинников остановил ее:
— Ладно! Пока будете туда-сюда ходить, лучше сам все сделаю.
Он подошел к столику с инструментами, сдвинул их, положил железку на край, сильными, ударами молотка чуть подогнул ее. Примерив угольник к аппарату, доктор вновь отошел, застучал по нему еще сильнее. Подняв на меня глаза, он улыбнулся:
— Недаром же меня слесарем называли! Верно? Угольник наконец подошел. Калинников сказал Полуянову:
— Давай спицу.
Тот приподнял над девочкой дрель, шеф наставил острие вставленной в нее спицы на определенное место ноги, нажал под столом педаль. Она легко прошила бедро, показалась с другой стороны. Калинников обломал лишний кусок кусачками, скрепил спицу железным угольником с аппаратом, закрутил гайками.
Анестезиолог спросила:
— Будить можно?
— Давайте, давайте, — согласился Калинников.
Он двумя руками пошевелил аппарат на ноге девочки.
Я поинтересовался:
— Монолит?
Он сразу засмеялся:
— Точно! Смотрите, запомнили! — И попросил Полуянова: — давай опять ноги проверим.
Шеф и ученик свели ноги больной вместе.
Калинников воскликнул:
— Ага! Теперь даже на сантиметр длиннее здоровой! Ну это ничего, это даже совсем неплохо. Стопчется, когда наступать начнет! — Он повернул голову набок и как бы полюбовался конструкцией.
— Ой… — тихо донеслось из-за занавески. Ой… Ой, больно… Ой, мне больно…
Калинников улыбнулся:
— Проснулась спящая красавица… Он повысил голос: — Ничего, ничего! Зато посмотри, какие у тебя ноги теперь ровные!
Девочка продолжала стонать:
— Ой… Ой, зачем вы меня разбудили? Ой, мне больно… Ой, больно…
— Будешь стонать, — нарочито строго произнес доктор, — все обратно сделаю!
Она сразу затихла.
— Ага! — сказал он. — Значит, не так уж и больно, раз все слышишь?
— Ой… — снова всхлипнула девочка. — Ой, мне правда больно… Ой, а кто это говорит?
Калинников отдернул за навеску:
— А ты посмотри, посмотри!
— Ой, Степан Ильич… — обрадовалась она. — Это вы? Ой, зачем вы меня разбудили?
Он широко улыбнулся:
