жмется. Потом и говорит: «Простите, у меня нет денег. Я оставлю в залог эту брошь. Она золотая. А завтра я принесу деньги. Не сомневайтесь». Оставив брошь, ушел и больше не возвращался...
Сычева привезли в Кущевку. На очной ставке он подтвердил показания буфетчицы. Сычев показал место в лесополосе, где он спал в ночь убийства Марии. Там нашли разбитую бутылку и заржавленную консервную банку.
На том же месте в яме были закопаны его вещи.
— Да. Мария была моей женой, — признался Сычев, — она обманула меня. В Кущевке встретила своего сожителя. Я приревновал ее, у нас с ним была ссора. Не мог удержаться от гнева...
Сычев не скупился ни на слова, ни на слезы. Он лгал, изворачивался. Работникам уголовного розыска было ясно: Сычев старался убедить их в том, что он совершил убийство на почве ревности, а не с целью ограбления, но эта уловка ему не удалась.
Н. СМИРНОВ
ПАМЯТЬ НЕ ПРОЩАЕТ
В просторном вестибюле Курского областного управления внутренних дел перед генералом вытянулся дежурный. Николай Николаевич приветливо улыбнулся и козырнул в ответ. В кабинете не успел подойти к столу, как зазвонил телефон.
— Филиппов слушает.
— Товарищ генерал, разрешите зайти к вам? Дело необычное. Хочу посоветоваться.
— Заходи, Иван Андреевич, но, ведь знаешь, через четверть часа — совещание.
В кабинет вошел начальник паспортного отдела и протянул майору бумагу.
— Вот... Посмотрите, пожалуйста.
Филиппов взял листок, быстро пробежал глазами. Брови его удивленно взметнулись. И он снова, уже внимательнее, стал перечитывать:
«Заявление. Прошу Вашего ходатайства перед министерством о начислении мне пенсии. Я, Мирошников-Ковалевский Петр Федорович, родился, крестился, рос, учился и работал на Родине, честно отдавал свои скромные знания молодежи. 11 лет в заключении тоже работал, искупая свою вину. А вот пенсии не заработал. В 1956 году комиссией Президиума Верховного Совета СССР освобожден со снятием судимости и поражения в правах. Пытался найти работу, но везде получал вежливый отказ. Обращался в учреждения и учебные заведения, в которых работал, думал получить документы на предмет начисления пенсии, но все старания оказались тщетными... Вынужден в церкви продавать свечи. Исходя из всего сказанного выше, прошу удовлетворить мою просьбу».
Начальник управления поднял глаза:
— Странно! Вы проверяли то, что тут написано?
— Не успел. Он только час назад принес заявление и ушел. Я попросил его зайти через неделю.
— Довольно-таки странно. Ведь людей, бывших в заключении или бросивших Родину, а затем все-таки вернувшихся, государство обеспечивает пенсией.
— Да, что-то здесь не так...
— Все, пожалуйста, проверьте. Пошлите запросы. Вот тут он пишет, что работал учителем математики в средней школе Аксая, Ростовской области, и что там живут его сослуживцы. Если не сохранились документы, пусть возьмут устные подтверждения.
Участковый уполномоченный Николай Костров быстро взбежал по скрипучей деревянной лесенке на второй этаж маленького двухэтажного домика, в котором разместился Аксайский районный отдел милиции. Вот уже несколько лет каждое утро поднимается он по ней в свою комнату. Все здесь знакомо: каждая ступенька, маленький коридор с парой длинных деревянных скамеек. Да и люди, что приходят сюда по разным своим делам, тоже почти все знакомы, если не по имени, то в лицо. Город небольшой. Веселый нрав, общительный характер Кострова очень помогают ему в работе. С людьми он сходится быстро.
— Коля, тебя начальник уже дважды спрашивал, — сказал дежурный.
Костров привычным жестом одернул китель, поправил фуражку и вошел в кабинет начальника райотдела. В небольшой, просто, но уютно обставленной комнате находилось несколько человек.
Начальник, извинившись перед пожилым человеком, сидевшим напротив, открыл ящик стола, достал синий конверт и протянул Кострову:
— Вот запрос. Познакомьтесь и выполняйте.
В запросе выражалась просьба проверить, проживает ли в настоящее время в городе Аксае Шапошникова Татьяна Федоровна и Здорова Екатерина Григорьевна, которые знали по совместной работе бывшего преподавателя математики аксайской средней школы П. Ф. Мирошникова-Ковалевского. На основании их подтверждений необходимо написать справку о трудовой деятельности Мирошникова- Ковалевского и выслать ее в управление внутренних дел города Курска. Справка требуется для оформления пенсионного пособия.
Мирошников-Ковалевский? Нет! Эта фамилия ему ничего не говорила. А вот Шапошникова и Здорова действительно проживают. Обе — бывшие учительницы. У одной из них Николай и сам учился. Что ж, дело несложное.
Улица спускалась круто вниз, к Дону. Вот и домик Здоровой. Ветхая калитка отворилась с жалобным скрипом. Николай прошел через аккуратный дворик и постучал в двери.
Открыла седая женщина:
— Коля? Ну проходи, проходи в дом. Садись. Давненько ты ко мне не заглядывал. Сейчас, погоди, чай поставлю.
— Екатерина Григорьевна. Я по делу... И ненадолго. Присядьте, поговорить надо. Вы преподавателей, с которыми в нашей школе работали, всех помните?
— Ну как же не помнить! Эх, ты, Колюшка! Я и учеников-то почти всех помню. Вот даже тех, которые совсем давно учились. Встречу на улице по именам и фамилиям называю. Отчество-то, конечно, не знаю. Вы ведь все, сорванцы, для меня Ванями да Петями как были, так и остались. А ты про кого хотел узнать-то?
— Да, говорят, работал в нашей школе Петр Федорович Мирошников-Ковалевский. Учителем математики... Еще до войны.
Лицо женщины вдруг побледнело, сузились и загорелись ненавистью всегда такие добрые глаза.
— Мирошников-Ковалевский, говоришь? Был такой... Слишком хорошо помню... Ну и что?
— Да пенсию ему не оформляют. Знаете, есть еще у нас волокитчики. Архив с документами в войну погиб. Нужно подтверждение сотрудников...
Здорова встала так резко, что опрокинула стул. Не поднимая его, отошла к окну, бросила:
— Он еще и пенсию получить хочет?! Не будет моего подтверждения! Не дам! Если бы даже силой заставили.
Костров никогда еще не видел старую учительницу в таком состоянии.
— Чем он вас обидел, Екатерина Григорьевна?
— Меня?! Ты, Коля, у людей спроси! Вот выйди сейчас на улицу, останови любого, кто здесь в войну
