поводила боками.

– Спаси вас Бог, сударь, – облегченно вздохнула Ольга и благодарно улыбнулась. – Вы меня просто спасли. Как ваше имя? – Она заговорила с ним по-немецки, и галантный испанец тоже перешел на этот язык.

– Дон Родриго де Овандо. Полковник армии его величества короля Фердинанда. – В тоне, которым он это произнес, угадывалась непоколебимая уверенность в своем превосходстве.

«Ах ты, надутый индюк! Думаешь, если дон, да еще и полковник, то все теперь должны перед тобой падать ниц? Ну ничего, я тебя проучу».

– Очень мило, – снисходительно кивнула Ольга. – Баронесса фон Маутендорф. – И она протянула молодому франту для поцелуя свою не очень-то чистую с дороги руку.

– О, простите, сударыня, – склонился он в поклоне. – Кто бы мог предположить, что в такой одежде...

– Как? Вы разве не знаете? Наши холопы подняли бунт... Мне пришлось спасаться. К сожалению, мои провожатые отстали, чтобы остановить гнавшихся за мной разбойников. И я была вынуждена, переодевшись в это ужасное платье, как простая селянка, верхом на коне...

– У вас кобыла, дорогая моя баронесса, – ухмыльнулся Родриго. – Вы позволите мне сопровождать вас?

– Ах, извольте... Какая в сущности разница? Мой конь так устал, что пугается теперь даже собственной тени. Это было с вашей стороны очень своевременно: усмирить его твердой мужской рукой.

Дон Родриго хотел было объяснить молодой баронессе разницу между жеребцом и кобылой, но смутился. «А она очаровательна, эта самоуверенная девочка. Ее бледность и худоба так аристократичны, так явно показывают, кто она, что даже простое крестьянское платье не может скрыть...»

– Ну ничего. Когда мой папа наведет в наших имениях порядок... Как вы думаете, сеньор, дядя Максимилиан поможет ему? У него ведь в Мюнхене теперь много солдат... Или, может быть, император велит прислать пару тысяч драгун?

Дон Родриго де Овандо смотрел на нее уже с неким благоговением.

– Так вы сейчас здесь совсем одна?

– Да, – вздохнула Ольга. – Я же говорю, мои слуги отстали, чтобы защитить меня от разбойников... Не знаю, живы ли они теперь. – Она скорбно подняла очи горе и сложила молитвенно руки. – Я буду молиться теперь за их отважные души.

«О, как она трогательно мила! Как она будет великолепна, склонившаяся перед распятием, в черной кружевной накидке!»

– Стало быть, сударыня, вам даже негде теперь остановиться? – В его голосе явственно слышалась затаенная надежда.

– Да, действительно негде, – удивленно произнесла Ольга.

– Ну тогда... Быть может, вы позволите мне предложить вам мой скромный приют... Только не подумайте дурного! Просто, видя столь трудное положение, в котором вы оказались, я не могу безучастно...

«Ну, вот он и попался. А ты молодец. Почти все сама, без подсказки. Этот франт снимает самый приличный в городке дом, так что мы не прогадали».

Глава 27

Двадцать третьего октября, после обеда, они отправились на прогулку. Родриго купил ей приличествующую положению баронессы одежду, добыл где-то скакуна, столь же благородно выглядевшего, как и его араб, но более спокойного. Лошади, которая чуть не сбросила тогда Ольгу среди площади, он, понятно, не доверял. Вообще, Ольга на протяжении уже целых суток была окружена комфортом и заботой со стороны многочисленных слуг дона Родриго. Впрочем, за все эти теплые ванны, пуховые перины и обеды на золоте и серебре ей пришлось расплачиваться, терпя общество молодого испанского полковника.

Последним изыском дона было декламирование ей стихов. Во время конной прогулки, которую они совершали по городу, Родриго купил в книжной лавке томик любовной лирики. Время от времени он открывал книжку и начинал там что-то усердно выискивать. Вот и сейчас:

– Послушайте, Мария:

Благословен день, месяц, лето, часИ миг, когда мой взор те очи встретил! Благословен тот край и дол тот светел,Где пленником я стал прекрасных глаз!

«О боже! Этот испанский акцент и совершенно несуразный, с подвываниями, способ декламации... По легенде, баронесса Мария фон Маутендорф с трудом понимает итальянские слова. Он и сам в итальянском не ас. Довольно глупо с его стороны читать мне это. Пожалуй, было бы лучше, если бы я действительно не понимала ни слова...»

Благословенна боль, что в первый разЯ ощутил, когда и не приметил,Как глубоко пронзен стрелой...

Он запнулся и зашевелил беззвучно губами, водя пальцем по листу.

«Ну вот. Он и читает-то с трудом... За что так страдает Петрарка? Он разве для того писал эти стихи, чтобы всякие солдафоны...»

Родриго тем временем, разобравшись в запятых, победно махнул рукой, словно сразил противника шпагой.

...Как глубоко пронзен стрелой, что метилМне в сердце бог, тайком разящий нас!

«О, как бы перекосило Ахмета, если бы он узрел сейчас меня в таком обществе!»

Благословенны жалобы и стоны,Какими оглашал я сон дубрав,Будя отзвучья именем Мадонны!..[11]

– Так вы взялись это читать из-за имени?

– О да, донна Мария. Мне кажется, поэт посвятил это именно вам.

Вы читаете Стылый ветер
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×