удивительными и неправдоподобными событиями, он ни за что бы не поверил. И теперь не очень верилось в происходящее, казалось, что все это не с ним.
А старуха тем временем установила напротив дерева зеркало и провела ножом глубокую борозду, начертив на земле большой круг, в центре которого оказался будущий костер. Рядом она поставила ведро воды, положила огромные раскрытые ножницы и пачку соли.
– Теперь будем ждать, – сказала Екатерина Терентьевна, – не боишься?
– Боюсь, – признался пасечник. – А что делать?
Приглядевшись к черной булькающей жиже по обе стороны от тропинки, Саша понял, что она кишит живыми существами. В ней скользили длинные гибкие тела, показывая время от времени гладкие темные спины. Он подумал, что, наверное, то же самое испытывает человек, находясь в надувной лодке посреди бескрайнего океана, окруженный голодной акульей стаей. Сашу обуял такой ужас, что он не смог двигаться дальше и остановился, чтобы удержать равновесие. Болотные существа стали медленно стекаться к тому месту, где он стоял, и вот из черной грязи поднялась первая голова.
Если бы Саша мог закричать, его бы услышали на луне, так он испугался. Высунувшаяся морда была плохой пародией на человеческое лицо. Рот был огромным, буквально от уха до уха, и в нем виднелись желтые плиты крупных зубов, приплюснутый нос со свистом втягивал воздух, глаза ворочались в круглых орбитах и не имели радужной оболочки – прямо на белых глазных яблоках выделялся угольно-черный, вертикальный, как у рептилии, зрачок. Жуткий урод облизнул синеватые губы. Казалось, он улыбается довольной ухмылкой. Язык был плоский и очень длинный, глянцево-красный.
– Свят, свят, свят, пропади, рассыпься, – прошептал Саша сухими, как бумага губами, совершенно не понимая, что же он говорит. Эти слова сами всплыли из подсознания.
Урод скривился и нырнул в черную глубину.
– Ага! Не нравится! – обрадовался Саша и снова пошел вперед. Теперь он почти не обращал внимания на узость и ненадежность тропинки, а смотрел по сторонам, чтобы успеть предотвратить нападение чудовищ.
Его внимание отвлек очередной всплеск черного тела, и Саша отвел на секунду глаза от линии горизонта. Сейчас, внимательно присмотревшись, он понял, что болото заканчивается. Далеко впереди он увидел желтую землю и ускорил шаг. Саша потерял ощущение времени, поэтому не мог сказать, долго ли он добирался до суши. Тропинка стала расширяться, и он мог идти быстрее. Твари в болотной жиже стали беспокоиться, и уже по две-три головы высовывались одновременно, они шлепали синими губами, и Саше казалось, что они говорят: не уходи, болотная топь мягкая и теплая, здесь хорошо и уютно, ныряй, отдохни!
Неожиданно он услышал голос Ниночки, такой ласковый и нежный:
– Саша, Сашенька! Вернись ко мне, я тебя прошу! Ты же слышишь меня, правда?
– Я иду, Нина, иду, – сказал Саша, – я стараюсь!
Желтый берег болота был все ближе, шепот болотных страшилищ все явственнее, все громче. Но Саша больше не впадал в панику, он понял, что эти существа что-то типа русалок или сирен, и если не поддаваться и не слушать, они не могут причинить особого вреда. Наверное, он должен был сразу свалиться с тропинки, как только их увидел, а раз не свалился тогда, то сейчас падать было бы просто глупо. Несколько десятков метров Саша преодолел с рекордной быстротой и обеими ногами прыгнул на жесткий берег. Сзади послышался стон разочарования. Он помахал уродам рукой из чувства какого-то непонятного озорства и снова пошел вперед.
Пейзаж изменился, равнина была не песчаной, а каменистой, по желтой, округлой гальке было очень неудобно ступать натруженными босыми ногами. Впереди блеснула река. Саша смутно помнил, что вроде бы уже видел эту реку. Она не была особенно широкой, воды свои несла тихо, ни малейшего плеска слышно не было.
Он совершенно не удивился, когда к нему неслышно подошел давешний старичок.
– Молодец, Сашенька, – ласково сказал он, – сейчас перейдешь через реку и вернешься домой.
– Что это было, дедушка? Где я, почему здесь оказался? – спросил Саша.
– Тебя самым краешком коснулось чужое проклятие. Ты побывал в царстве мертвых. Ничего не бойся, как только перейдешь Лету, сразу забудешь обо всем, что здесь видел.
– Лета! Река забвения в царстве мертвых, неужели она на самом деле существует? – разволновался Саша.
– Как видишь…
– А вы не проводите меня?
– Мне нельзя, – грустно ответил старичок, – обычно эту реку переходят только один раз.
– Как ты живешь здесь, дедушка?
– Хорошо, только скучаю очень. Компьютера мне моего не хватает, привык я к нему. А на песке мемуары писать какой смысл? Пустое дело! Ну давай, иди, Сашенька!
Саша вошел по колено в ледяную воду реки, оглянулся. Старичка на берегу не было. Он пошел вперед, стараясь не поскользнуться на гладких камнях…
Корделия закончила читать вечерние новости. Она сама устала от неприятных вестей, которые приносила в каждый дом. Вот сегодня, например, она рассказала про обрушение пятиэтажного здания, многие пострадали. В Москве свирепствует эпидемия гепатита, Восточный округ столицы остался без водоснабжения, участились случаи необъяснимых жестоких преступлений, произошла массовая драка в ночном клубе, где разбили всю мебель и окна зеркального стекла.
Неудивительно, что Корделия чувствовала себя как выжатый лимон. В коридоре ее догнал Малышкин.
– Устала, Корочка? – заботливо спросил он.
– Нет слов, – ответила Корделия, – как будто по мне грузовик проехал!
– Поедем домой или выпьешь кофейку?
– Давай домой, я очень хочу прилечь и вытянуть ноги.
В машине Корделия задремала, положив голову на широкое плечо Малышкина. Он разбудил ее, когда машина остановилась возле дома. В подъезде их поджидал неприятный сюрприз, на дверях обоих лифтов висели аккуратные таблички «Не работает».
– Я прямо сейчас вот тут умру! – застонала Корделия.
– Какое безобразие! – сказал Малышкин. – Давай потихоньку-полегоньку будем подниматься.
Непрерывно ворча, Корделия довольно бодро зацокала каблуками по ступенькам и, поднявшись, почти не запыхалась, а Малышкин тяжело дышал и вытирал со лба пот.
– Вот они, твои лишние килограммы! – заявила Корделия. – Совершенно не следишь за собой, поэтому и пыхтишь, как простуженный бегемот!
Малышкин немедленно представил себе бегемота, который утирает нос огромным клетчатым носовым платком, и рассмеялся.
– Не вижу в этом ничего смешного, – сказала Корделия, открывая ключами дверь. – Смотри, Алиса все еще не вернулась. – Не знаю, как сладить с девчонкой! Кругом такая преступность, а она опять шляется непонятно где!
– Да, непорядок выходит, – согласился Малышкин, переобуваясь в прихожей. – Мы с тобой вечно заняты, а ребенок предоставлен сам себе.
– Ну не няню же ей нанимать в пятнадцать-то лет! – возразила Корделия.
Малышкины переоделись в домашнее и отправились на кухню готовить поздний ужин.
– А помнишь, Корочка, как мы уехали в Углич и не предупредили родителей? – спросил Владимир, – Сколько нам тогда было?
– Наверное, лет шестнадцать, у меня мама потом всю одежду забрала, чтобы я дома сидела.
– Ага, а я полез к тебе в окно по водосточной трубе, и она обвалилась!
– А я тебе в больницу апельсины носила, пока ты со сломанной ногой лежал, – расхохоталась Корделия.
– Может быть, мы просто стареем и уже не понимаем молодых? Говорим на разных языках, – спросил погрустневший Малышкин.
– Да ладно тебе, – сказала Корделия, – позвоню-ка я Ниночке, узнаю, как там Саша.
