Ещё когда бы чеховских мужчин,Их душами пленясь не без причин,Тургеневские женщины любили,То был бы смысл иной у бытия,Был светел духом, может быть, и я…А так… И дух, и трепет позабыли.А чёрен день ещё и потому,Что сколько ни пытаюсь, не пойму — За что тебе любовь и безголосье?Ведь это же так просто! — рюмку хрясь!Вторую, третью… И душою в грязь,Туда ж — портки, обувку и волосья.А так душа — один сплошной озноб…Пытаюсь петь, как в юности, взахлёб,Когда шептали мы: «Любовь до гроба…»Не ведали, заложники судьбы, — Уйдёт любовь, останутся гробы…Любовь уж больно нервная особа.И всё… Не знаешь, нечёт или чёт…И что-то, жизнью названо, течёт…Цена? Давно забытая полушка.И снова беспросветны вечера,И снова щеки мокрые с утра,Как будто ночью плакала подушка…* * *…И без того последняя чертаОтведена за новые пределы,Где боль — не та, где бренность — суета,Где Божий свет — подлесок поределый.И можно не смотреть, а созерцать,Как снова рок становится судьбиной,Как Авель носит Каина печать,Соединён с ним связью пуповинной.Поленьев нет, но теплится очаг,И ты, летучей бренностью подхвачен,Прозрачность видишь в небе и в речах.И сам летишь… И сам полупрозрачен…
ДиН гостиная
Танакоз Ильясова (перевёл с казахского Николай Переяслов)
Я знаю: пускай выше гор — небеса,но горы их высям не станут завидовать.Пусть солнце слепит им лучами глаза — они своей боли слезами не выдадут.Я знаю: пусть сыплют проклятья мне вслед — земля подо мной не просядет болотом.Железо руками не гни — проку нет,лишь мышцы порвёшь и покроешься потом.Я знаю: орёл, погибая в бою,не просит врага, что сильней, о пощаде.Оставьте насильно без жала змею — она не заплачет о яде.Я знаю: пусть слабой меня назовут,пусть свергнется ливень стеною,пусть слава и почести мимо идут,но дар стихотворный — со мною.Я знаю: хоть тоннами воздух скупай,душа им вовек не напьётся.Хоть в землю на локоть слова закопай,поэзия — снова пробьётся!* * *Все нервы — в клочья! Я едва очнулась,щенком побитым раны зализав.И стало мне наукой прятать чувствато слово, что никто мне не сказал.