получалось и как на вторую ночь чуть было не повторилось то же самое.
И все из-за Ричарда. Вся моя жизнь перевернулась из-за него.
Я слышал, как внизу мулат спорил из-за меня со своей женой. Она то и дело перебивала его, с каждым разом все громче. У нее был низкий грудной голос. Она была, как и ее муж, полукровкой, но темнее, чем он. И когда я слышал ее голос, мне еще больше хотелось Шейлу.
Я был рад, что убил Ричарда, хотя теперь мне нужно было осторожно выждать, пока все уляжется, прятаться, чтобы потом найти Шейлу и уехать с ней в другую страну. Можно было уехать одному и ждать, когда она ко мне переедет, но так долго ждать я не смог бы. У меня оставалось девяносто пять долларов, и завтра я должен был убраться из этой комнаты. Но дарить лишние деньги хозяевам мне не хотелось.
Внизу скрипнула дверь, хозяйская жена что-то сказала. По лестнице прокатилось эхо. Затем послышались ее тяжелые шаги.
Она поднималась ко мне. Вошла в дверь, не постучав.
— Есть новости, — сказала она, показав издалека газету. — И лучше вам отсюда съехать.
— Потому что вы заложили меня полиции? — спросил я.
Она настороженно посмотрела на меня.
— Вам лучше съехать, — повторила она. — А полиции мы ничего не сообщали, потому что она гоняется за вами, как за бешеной собакой. Даже если вы плохой человек, наш долг был помочь нашему брату по крови, но теперь мы уже не можем вас здесь прятать.
— Почему? Боитесь, что я еще кого-нибудь убью?
— Мы ничего не боимся, но вам надо уйти.
— Я заплатил до завтра.
— Я говорю о другом, — сказала она. — Про вашего брата поговаривали, будто он вам угрожал, но женщина, которую вы убили, вам не угрожала, а вы изнасиловали ее, убили и ограбили.
Я рассмеялся. Изнасиловал и убил. Разумеется, я же негр.
— Послушайте, — сказал я. — Вы прекрасно знаете, чего в этой стране могут понаписать про негров. Но я ее не убивал. Я только один раз ударил ее, чтобы она замолчала.
Она смотрела на меня все более тревожно.
— Я здесь уже три дня, — сказал я. — Если бы был какой-нибудь риск, вас бы уже давно вычислили.
— Теперь там взялись за дело.
Я начал выходить из себя. Она разговаривала со мной таким бесстрастным голосом, как будто все доводы, которые я приводил, с самого начала не имели никакого значения.
— Ладно, — согласился я. — Завтра вечером, как и договорились, я уйду. Естественно, суетиться не советую.
Должно быть, я начал говорить слишком громко, потому что на лестнице раздались шаги мужа.
— Вы, разумеется, считаете, что тридцать долларов в день за эту мерзкую комнату маловато, — продолжал я.
— Не за комнату, — все так же тихо произнесла она. — За нашу жизнь и свободу. Мой муж был против того, чтобы вы у нас оставались.
Как раз в этот момент ее муж появился в дверях. Он старался не смотреть на меня и остановился позади жены.
— Дайте мне газету, — потребовал я.
— Послушайте, — начал было мулат, — мы сделали все, что могли, но, старина, они начали прочесывать все кварталы, и теперь — кто знает, кто знает… Послушайте, старина, вам придется переехать из нашей гостиницы.
Я сделал шаг вперед. Женщина не двинулась с места, мулат чуть подался назад.
— Я хочу прочесть, что там понаписали, — повторил я.
Я должен был прочесть эту газету, прочесть немедленно. Там наверняка было что-то про мою жену. Мулат выскочил из-за спины своей жены, выхватил у нее из рук газету и отбежал к двери.
— Убирайтесь — и будете читать любые газеты, какие захотите. Я даже верну вам деньги за завтрашний день.
Я точно рассчитал свой прыжок. Этот хмырь еще не был Знаком с моей реакцией. Он попытался отпрыгнуть назад, но я уже схватил его и, затащив в комнату, пинком захлопнул дверь.
— Дай сюда газету!
Его жена не двинулась с места. Она смотрела на меня полными ужаса глазами, прижав руки к тяжело вздымающейся груди.
— Дай… — повторил я, глядя на нее.
Она подняла газету с пола и протянула мне. Я сунул ее в карман.
— А теперь — шнурок от занавесок.
Она молча повиновалась и сорвала с окна тонкую крученую бечевку. Мулат не протестовал. Он был ни жив ни мертв от страха. Я сунул ему под нос кулак.
— Смотри, — сказал я, — говорят, что вот так я убил женщину.
Челюсть у него легонько хрустнула, и он обмяк у меня на руках. Я бил левой, не сильно. На сей раз я был в этом уверен. Я чувствовал, что сердце у него бьется.
— Не бойся, — сказал я его жене.
— Я не боюсь, — ответила она. — Я сделала то, что должна была сделать.
Я связал мулату руки и затолкал его под кровать.
— Я уйду, — сказал я. — Прочитаю, что там написали, и уйду.
На этот раз я был спокоен и хладнокровен, и руки у меня не дрожали, когда я разворачивал газету. Там был напечатан отчет о допросах свидетелей. Они все изображали меня опасным сумасшедшим. И все твердили, что я негр.
Под отчетом была заметка о Шейле. Она поручала вести свои дела адвокату и подала на развод.
Я перечитал заметку дважды. Крошечная заметулька, не было даже фотографии. Пожалели места.
Я долго стоял и думал. И жена мулата тоже стояла не шевелясь. И муж ее под кроватью лежал тихо.
Потом мулатка подошла ко мне.
— Хотите поесть на дорогу?
Шейла. Те две ночи. Энн, Салли, Рози. Я не трогал женщин уже четыре дня. Я вспомнил Мюриель, ее тело в нейлоновой ночной рубашке.
— Нет, — сказал я. — Кусок в горло не лезет.
Она заметила, как я взглянул на нее, и ничего не сказала. Просто стояла рядом. Грудь ее взволнованно вздымалась.
Я взял ее тут же, на железной кровати, не раздеваясь. Она ни единым движением не помешала мне. Мною овладело невероятное желание, и мне показалось, что прошел целый век, прежде чем с мулатки сошло ее оцепенение.
Ее живот ласкал и обжигал меня, как горячий источник, тело плавно раскачивалось, ладони скользили у меня по спине. Потом она прижалась ко мне так, будто хотела, чтобы я пронзил ее насквозь, и заскулила по-звериному, тихо и жалобно.
25
Мы долго лежали рядом, и она не пыталась отодвинуться от меня. Ее платье высоко задралось, и я машинально гладил ее крепкий живот. Потом я услышал стон и возню под кроватью, ее муж пришел в себя. Я встал. Слегка привел в порядок свою одежду и проверил, не ослабли ли у мулата веревки. Похоже, все было нормально. Его жена тоже поднялась.
