— Что «ну»?
— Вас не интересует, почему я хотел с вами встретиться?
— Я уже давно перестала задаваться вопросом, почему мужчины хотят со мной встретиться.
— Вы не угадали.
Он сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул оттуда пять банкнотов по пятьсот франков, которые положил на стол перед нею.
— Прежде всего, чтобы передать вам вот это. Небольшая премия. Я связался с Нью-Йорком, и они не возражают.
Карлин не спеша убрала деньги в сумочку.
— Значит, мои сведения оказались точными?
— Ваши сведения никуда не годятся, но вы меня интересуете. Вы интересуете меня гораздо больше, чем ваши сведения.
— Какое-то недоразумение, — сказала она с улыбкой. — Две тысячи пятьсот франков — это либо очень много, либо очень мало.
— С этой точки зрения, — сказал он, наполняя рюмки, — вы действуете на меня примерно так же, как этот графин.
— Не стоит хамить, — сказала она. — Вы хотите, чтобы я рассказала вам о своей жизни?
— Для начала я расскажу вам о своей за последние пятнадцать дней. Я много путешествовал. Сначала я был в Вилльфранше, разыскал там бар «Двойной барьер», о котором вы мне рассказывали. На зиму он закрывается.
— Если бы вы у меня спросили, я бы вас предупредила. Не стоило тратить время.
— Нет, стоило. Я поговорил с соседями и узнал, кому он принадлежит. Одному джазовому пианисту, Альби, помешавшемуся на музыке.
— Ну и что?
— Летом он работает в Вилльфранше, а зимой содержит другой бар, в Альпах. Я там тоже был. Народу мало, так как снега еще недостаточно.
— Для снега еще рано, — сказала Карлин.
— Этот парень очень силен в блюзах. Играет в старом стиле, старом, но хорошем.
— И куда это нас ведет? — спросила Карлин.
— Это ведет нас к вопросу: на что вы живете? Не считая, разумеется, эпизодического заработка.
— Не на то, о чем вы думаете. Кроме того, мне помогают родители.
— Это неправда, я проверял.
— Могу я вас спросить, мистер Дорт, какое вам до этого дело?
— Мне также известно, что у вас есть годовалый ребенок, ну а остальное, я надеюсь, вы мне расскажете сами.
— Хорошо, господин Дорт, — она снова улыбнулась и откинулась на спинку стула. — Я некоторое время торговала недвижимостью, завела ряд знакомств… Многие приходили смотреть квартиры и… А в настоящее время я собираюсь открыть дело с приятельницей: один бар. Есть тип, который согласен финансировать, это любовник моей подруги. Я буду выполнять роль декорации. Я занимаюсь и другими делами, которые помогают мне сводить концы с концами, честными делами, мистер Дорт. В прошлом году моя приятельница привезла из Миконоса греческие украшения, и я отдала их одному ювелиру, чтобы он сделал копии. Ну, не совсем, конечно, копии: четырнадцать каратов. Я и продаю их недорого и имею пятьдесят процентов дохода с прибыли. Кроме того, я продаю также коллекционные платья. У меня большие связи и…
— И любовник. У вас есть любовник?
— Есть. Во множественном числе. Я дорожу свободой. Кроме того, у меня есть еще и ребенок.
— Я понимаю. Вернемся к Вилльфраншу. Вы каждый вечер ходили в бар?
— Почти.
— И вы ходили туда с Кандис?
— Да.
— Это вы познакомили ее с Анжиотти?
Она задумалась, затем ответила:
— Да, я.
— Почему вы не сказали мне этого?
— Не понимаю, какое это может иметь значение.
— Вы сказали мне, что они случайно познакомились на пляже.
— Какая разница?
— Вы работали на Анжиотти, это тоже одно из ваших «дел»?
— Работала?… Я бы так не сказала…
— Пианист Альби рассказал мне, как это происходило. Его, разумеется, интересует в первую очередь музыка, ну а во вторую — чтобы дело шло хорошо, я имею в виду его бар. И наконец, то, что в нем происходит. Вы приводили девушек для марсельских сутенеров, а они вам за это платили. Таким образом вы смогли позволить себе небольшие каникулы. Разве не так?
— Да, — призналась она, глядя ему прямо в глаза.
— Это называется сводничеством, Карлин.
— Вы утомляете меня, Дорт. Мне надоели ваши истории, я ухожу.
— Если вы уйдете, мне придется все это опубликовать, а тогда вам непременно пришлют повестку с вызовом в судебную полицию.
— Почему же вы до сих пор этого не опубликовали?
— Чтобы узнать от вас как можно больше.
— История на этом кончается, — сказала она.
— Я в этом не уверен. Когда девушка попадала в руки Марчелло или кого-нибудь из его друзей (а вы знаете, как это у них было налажено), месяц или два спустя она уже работала на них в Марселе, Ницце или в другой франкоговорящей стране. Классический прием, хорошо отработанный. Но Кандис была не такой девушкой, не такой, как другие… Думаю, что у Марчелло были на нее большие виды, не так ли?
— Дорт, продолжайте писать свои детективные романы, но меня увольте.
— Кандис была убита, и вы, возможно, соучастница убийства.
— Вас не затруднит принести мое пальто? (Дорт не шелохнулся.) Я должна сказать вам еще одну вещь: у меня очень хороший адвокат. Мне кажется, в вашей стране клевета стоит дорого, так что я снова смогу заработать.
Дорт действительно блефовал, и он не знал, продолжать ли ему дальше или сменить тактику. Когда она сделала попытку встать из-за стола, он схватил ее за руку:
— У меня есть к вам предложение, вы получите хорошее вознаграждение. Я обещаю вам ничего не печатать из того, что здесь говорилось, более того, я даже не стану никому об этом рассказывать, но при условии, что вы мне поможете.
— В чем? — Она снова села на место.
— Восстановить весь ход событий. Я заказал два билета в Ниццу на шестичасовой рейс. Вы полетите со мной.
Она открыла сумочку, достала пудреницу, с минуту изучала в зеркальце свое лицо, попудрила щеки, захлопнула пудреницу, убрала ее в сумку и взглянула на него:
— Поскольку это говорите вы, я вам верю.
Новость о попытке самоубийства Бернара Вокье держали в секрете, сколько это было возможно, а именно сорок шесть часов. В воскресенье Бернар отправился в Галлардон, где провел день с детьми. Его бывшая жена уверяла, что он был в хорошем настроении, шутил и был очень внимателен. Ничто не говорило о том, что, вернувшись домой, он может вскрыть себе вены. В течение двух дней, пока он находился в коматозном состоянии, Колетт убеждала всех, что это было замаскированное убийство «из-за этой истории»… но ни один из полицейских не воспринимал серьезно ее заявления.
