Федеральной разведывательной службы, на объект 'Заттельхоф' (Sattelhof – 'подворье шорника') на площади Боннер Платц. Отсюда осуществлялась большая часть всей оперативной разведки против ГДР. Управлял подразделением подотдел 12. Подчиненный ему в него реферат 12 А размещался в этом же здании, так же, как и 12 С ('Стэй-бихайнд'). 12 В был филиалом в Бремене, куда я и должен был направиться.
Сопровождающие провели меня в бюро шефа. С нами поздоровался его заместитель. Его звали Вирзинг, он был высокого роста и производил впечатление очень приятного и любезного человека. – Какую новость вы хотите услышать первой? – спросил он, несомненно, чтобы чуть-чуть разрядить несколько напряженную атмосферу. Я еще был под впечатлением самого факта, что, похоже, в БНД действительно еще существует то, что называется оперативными службами, и, чуть помолчав, ответил: – Ну, начинайте, пожалуй, с хорошей новости.
Вирзинг принял игру и улыбнулся. – Как и обещано, вас переводят в лавку Гигля, в 12 В. Внешне спокойный, я в душе торжествовал: 'Слава богу, Бремен, я еду туда'. Но Вирзинг еще не сказал последнего слова. – Да, но вот только не в Бремен. 12 В переводят в Мюнхен, бременский филиал закрывается. Во всем прочем – все, как договаривались. Я тут же возразил, что уже и моя жена подала заявление о переводе на работу в Бремен. Потому новое место службы в Мюнхене для меня совершенно не подходит. Что же делать? Мы долго дискутировали. Выяснилось даже, что о роспуске бременского бюро было уже известно, когда мне предложили место там.
Мы вместе искали компромиссное решение. Вдруг я вообще перестал что-либо понимать. У коллеги из пуллахского отдела кадров возникла идея. – А что у нас с Олльхауэром? – спросил он Вирзинга. – Даннау – солдат и привезет все нужное с собой. – Я не уверен, вы же его знаете. Кроме того, это было бы тоже в этом же доме. Но если его нос не понравится Олльхауэру, то у него вообще нет никаких шансов. – Место службы было бы тут, но, собственно говоря, в 'Хайдехаусе', – прозвучал ответ. Как оказалось, 'Хайдехаусом' (Heidehaus – 'дом на пустоши') назывался филиал в Ганновере. Для моей жены, конечно, было бы намного легче забрать свое заявление о переводе в Бремен, нежели срочно переводиться в Мюнхен. Вирзинг снова обратился ко мне: – Возможно, у нас будет еще одна альтернатива. Он взял телефонную трубку и позвонил этому самому Олльхауэру. Я мог слышать, как кто-то на другом конце провода рычал в телефон. Потом Вирзинг и сотрудник отдела кадров из Пуллаха исчезли. Я остался наедине с симпатичной коллегой пуллахца и ждал.
Она рассказывала про 12 А. Этот отдел абсолютно герметично отделен от всех других, и он один из самых интересных объектов Службы. Отсюда проводятся все самые секретные операции против ГДР. У меня уже заныло под ложечкой. Такая важная контора, и я скоро тоже буду одним из них. Да, это уже настоящая разведка. Секретная, конспиративная, важная. Что-то особенное. И я туда принят.
Но я и тут сильно ошибся. Если бы я только знал то, что узнал после 'поворота', то с криками убежал бы оттуда. Вся правда выяснилась лишь в 1990 году, когда к филиалу на Боннер Платц пришел аскетичный человечек в плаще со старенькой папкой под мышкой и позвонил в нашу дверь. Когда ему открыл один из наших удивленных работников, чужак с сильным саксонским акцентом попросил разрешить ему побеседовать с кем-то. Его обоснование было просто и тревожно: – Я обрабатывал вас все последние годы!
Вывод: 'Заттельхоф' вовсе не был самым секретным из всех наисекретнейших мест на Земле. Штази давно о нем знала. Дом на Карл-Теодор-Штрассе, 55, регулярно был под наблюдением наших восточных противников, за всеми действиями сотрудников БНД они скрупулезно следили. Но и это еще не все. Министерство государственной безопасности ГДР с восточноберлинской улицы Норманненштрассе устраивало кое-что, впоследствии вызывающее стыд у любого нашего сотрудника. Штази использовало сверхсекретный объект БНД в центре баварской столицы в качестве собственного учебного объекта.
Когда курсанты училищ МГБ ГДР завершали курс наружного наблюдения, то 'выпускной практический экзамен' проходил у них не в Потсдаме или в Виттенберге. Нет, для этого был избран мюнхенский 'Заттельхоф' с его сверхсекретными руководителями агентурных сетей. Таким образом, на площади Боннер Платц раз за разом топтались целые группы офицеров Штази. На спортивном жаргоне можно было бы сказать, что на этом поле играли друг против друга две команды из разных лиг.
При этом люди из отдела собственной безопасности БНД всегда все тщательно перепроверяли. Директор супермаркета был 'чист', как и все его работники – от кассирши до продавщицы сосисок. Проверяли и практикантов, и уборщицу. Естественное подозрение БНД поэтому как-то зацепилось за торговца, продававшего овощи и фрукты у входа на станцию метро. Именно от него, казалось, исходила утечка, предполагаемый риск для безопасности всего 'Заттельхофа'.
Во-первых, со стратегической точки зрения он размещался в идеальном месте. Он видел каждого, кто уходил и приходил, знал некоторых с верхних этажей лично, потому что они покупали у него фрукты и овощи во время обеденного перерыва. Во-вторых: он был иностранцем! Пророки из службы безопасности БНД единогласно воскликнули: Риск! И беднягу, он по национальности был, кажется, грек, годами проверяли и следили за ним. Все предполагали: его точно завербовало Штази. Но никто не мог это доказать.
Коллеги из ГДР, конечно, тщательно изучили все окрестности и проработали местность. Торговца фруктами они тоже заметили. Но от его вербовки в Восточном Берлине сразу же отказались. Его место работы было слишком заметно, и потому любой профессионал при случае заподозрил бы именно его. Потому к нему не обращались.
После того, как я около четверти часа беседовал с молодой дамой из Пуллаха, вернулся ее коллега из отдела кадров. Он был взволнован и сразу повел меня с собой. Мы поспешили на этаж выше. Во время этой, в общем-то, излишней спешки, он отрывочными словами попытался меня подготовить: – Мы сейчас идем к Олльхауэру. Шефу 12 С. Он офицер-десантник. 'Черная рука'. Вы уже знаете! Я, правда, ничего не знал. Но он продолжал: – Крутой пес, настоящий военный, руководит филиалом в Ганновере, с ним не просто… Тут мы, уже совсем запыхавшись, стояли перед дверью его кабинета и постучали. Оттуда грохочущий голос попросил нас зайти.
Там стоял Олльхауэр, полтергейст пятидесятых годов, смотревший на свои наручные часы так, как будто он засек время нашего бега. Он сначала хотел поговорить со мной наедине. Теперь главное – не наделать ошибок. Взгляд Олльхауэра бурил меня насквозь как рентгеновский луч. Мне нужно было что-то сказать. В голове моей пронеслись тысячи формулировок. Но я схватился за показавшуюся мне самой подходящей. Я стал по стойке 'смирно' и громко отчеканил: – Господин подполковник, по вашему приказанию прибыл!
Его лицо не показало никакой реакции, зато его глаза… В них внезапно вспыхнуло чувство заботы, даже что-то отеческое… Мы смотрели друг на друга еще несколько секунд. Потом он совершенно спокойным голосом попросил меня садиться. Я сел на маленьком 'уголке'.
– Я уже кое-что о вас слышал. Вы парашютист, верно? И затяжные прыжки совершали? Я скромно кивал. – Курс рукопашного боя окончили с отличием, это верно? – Так точно! – мой короткий ответ. – Хорошо, Даннау, это очень хорошо.
Затем Олльхауэр со смешанной вопрошающе-знающей интонацией перечислил все прежние этапы моей профессиональной карьеры. Я был удивлен. Как он мог за такое короткое время все это узнать и запомнить? Когда ему успели все это написать? Одновременно я предчувствовал, что Олльхауэр окажется самым необычным моим шефом.
Я тогда еще ничего о нем не знал, но впоследствии много о нем расспрашивал. Олльхауэр был очень стройным и подтянутым, с пепельно-бледным лицом. Он не выглядел здоровым. Много позже я узнал. что он в это время как раз лечился от резкого падения слуха. Он очень долгие годы работал в БНД. До этого он командовал ротой глубокой разведки в Вайнгартене. Затем служил в спецподразделении, которое в Бундесвере прозвали 'Черной рукой'. Олльхауэр с самого начала произвел на меня впечатление очень обязательного человека. Абсолютная лояльность снизу доверху, но так же – и наоборот.
Олльхауэр не оставлял никаких сомнений, кто тут был сверху, а кто снизу. И он делал это с абсолютным правом, однако при этом вовсе не был самодуром. За годы моей службы в БНД мне часто приходилось менять мое мнение о людях, сложившееся после первой встречи. Но не об Олльхауэре. Он был именно таким, каким показался мне в первый момент. Он точно знал, чего хотел. Горе тому, кто осмелился бы не выполнить его приказ. Тут Олльхауэр превращайся в дикого зверя, которого никто не смог бы утихомирить. Только иногда у меня возникало подозрение, что он порой целенаправленно пользуется этими своими приступами ярости.
