огромные пространства Восточной Европы от Черного моря до Балтийского, покорив остатки местных финно-угорских, балтских и тюркских племен, распространив свое влияние до самых границ Византийской империи. Соседство со славянами оказалось весьма беспокойным для византийцев. Чтобы не оказаться сметенными с европейских берегов, военачальники ромеев тщательно изучали боевой опыт северных варваров и тщательно готовились к отражению возможных нападений.
Большое внимание славянам уделил император Маврикий Стратег. В VI веке им было написано своеобразное пособие для ромейских военачальников — «Стратегикон», в котором были тщательно описаны все основные враги империи и даны сведения об их образе жизни и военной тактике.
Обратимся к тексту:
«Племена славян и актов живут вместе, и жизнь их одинакова: они живут свободно и не дают никому поработить себя или подчинить. Их весьма много в их стране, и они очень выносливы, выносят легко и зной и стужу, и дождь и наготу тела, и нищету. К тем, кто приходит к ним и пользуется их гостеприимством, они относятся ласково и приятельски, радушно встречают их и провожают потом от места до места, охраняя тех, кто нуждается в этом. Если будет гостю какой-нибудь вред по вине хозяина, по его нерадивости, — тот, кто ему доверил гостя, поднимает против него войну и считает своей священной обязанностью отомстить за гостя».
Нужно заметить, что об исключительном гостеприимстве славян сообщают и другие авторы. Обычно гостеприимство бывает особенно развито у тех народов, которые живут в трудных природно-климатических или геополитических условиях, когда неоказание помощи даже нежданному случайному путнику скорее всего приведет к его гибели. На климат славяне вряд ли могли жаловаться, а вот иные опасности поджидали человека, оказавшегося в их стране, в изобилии: племен было много, и они подчас отчаянно враждовали между собой. Любой одиночный путешественник мог попасть под горячую руку. Чтобы не причинить чужакам незаслуженной обиды, были выработаны описанные Маврикием правила. Гость на чужбине был лишен поддержки своего рода — и за него вступался род, которому тот доверился. И через шестьсот лет после описываемых событий великий князь Владимир Мономах в своем «Поучении» детям наставлял:
«Более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком — то пищей и питьем, ибо они, проходя, прославят человека по всем землям или добрым, или злым».
Весьма удивляло исследователей мягкое отношение славян к рабам. Было время, когда Маврикия Стратега упрекали в сознательном лукавстве, писали, что он-де нарочно представил славян такими благородными, чтобы не пугать раньше времени своих подчиненных военачальников:
«Тех, кто находится у них в плену, они не дер жат в рабстве бессрочно, подобно другим народам, но ограничивают их рабство известным сроком, после чего отпускают их, если они хотят, за некоторую мзду в их землю, или же позволяют им поселиться с ними, но уже как свободным людям и друзьям. Этим они снискивают их любовь».
На первый взгляд кажется действительно удивительно: воинственные славяне — и вдруг такая мягкость. Но проведенные сравнительно-исторические исследования показали, что Маврикия напрасно укоряли во лжи. Скорее всего, написанное византийским императором, — истинная правда. На заре своей истории, в родовую эпоху славяне действительно не превращали пленников в рабов. Они попросту не были им нужны. Основную тяжесть трудовой нагрузки несли на своих плечах свободные полноправные общинники-сородичи. Знать в то время еще не питала любви к роскоши и умела обходиться малым. Отсюда и возможность даровать пленникам свободу или место у родового очага. Богатство славян в те времена — это простая пища и люди:
«Есть у них и бесчисленное множество всяческих плодов, сложенных кучами, и больше всего проса. Женщины их разумны больше, чем свойственно человеческой природе: многие из них признают смерть своих мужей как бы концом собственной жизни и сами, по доброй воле, дают себя удавить, не считая жизнью пребывание во вдовстве».
После обзора общих сведений Маврикий переходит к предмету своего главного интереса — оборонительной и военной практике, ее мы разберем в соответствующей главе, а пока двинемся дальше.
Образовавшаяся Русская земля продолжила вековое противостояние славянского мира с Восточной Римской империей. Дополнительным импульсом к ней стало включение норманнов в походы славян на Византию. Боевой опыт викингов, помноженный на мужество и выучку славянских воинов, стал для Византии настоящим бичом, спасение от которого греки ждали лишь от Бога. Выразительные строки о первом нападении Руси на Амастриду, византийский город, расположенный на южном берегу Черного моря, содержатся в «Житии Георгия Амастридского».
«Было нашествие варваров, росов — народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве».
В «Повести временных лет» начало земли Русской, ее выход на мировую арену также увязывается летописцем с первым значительным походом на Константинополь.
В дальнейшем было совершено еще несколько весьма успешных походов. Одним из самых замечательных и в то же время фантастических был поход, совершенный князем Олегом Киевским в 907 году. Олег собрал большое войско, в которое наряду с его скандинавской дружиной вошли воины всех подвластных ему славянских территорий. Не нужно думать, что князь сколачивал свои полки по принуждению: желающих сходить с удачливым вождем в славный поход за военной добычей в те времена было много.
В войско Олега вошли, как говорится в «Повести временных лет», «множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев». К моменту начала похода между скандинавами и славянами начали уже устанавливаться отношения делового и боевого сотрудничества. Совместное участие в названном походе — лучшее этому доказательство. Летописец отмечает, что для всего этого разношерстного войска у византийцев было уже единое название — просвещенные ромеи именовали войско Олега именем народа, жившего на этой территории много столетий ранее: «Великая Скифия».
Часть войска Олега была конной, часть же двигалась на кораблях. Корабли славян существенно отличались от викингских драккаров. Греки называли их «моноксилами» (то есть «однодревками»): основа их делалась из одного выдолбленного бревна, а борта наращивались досками. Эти лодейки были меньше скандинавских, переплыть на них Атлантику было бы затруднительно. Зато они лучше ходили по рекам и морскому мелководью. При каботажном (вдоль берега) плавании были гораздо удобней и маневренней скандинавских. В войске Олега было, по летописному счету, 2000 кораблей. И всем этим внушительным войском Русь двинулась к стенам Константинополя. Олег разорил предместья города, однако этого было мало. Нужно было атаковать сам Царьград (так на Руси именовали столицу Византии). Однако греки затворили бухту Золотой Рог, ведущую к городу, цепью. Как ни мала была осадка русских судов, преодолеть это препятствие они не могли. Тогда князь нашел выход из положения:
«И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу: «Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь».
