даже сильный воин. Это хорошо понимали наши предки. Поэтому военная сфера всегда была очень тесно связана с религиозной.
Отправляясь в бой, человек обращался за помощью к богам, стремился предугадать, что уготовила ему судьба, стремился поразить врага колдовством и укрепить свое оружие непобедимыми чарами.
О применении боевой магии древними славянами еще в VI веке свидетельствуют византийские авторы. Подробное описание штурма греческого города Фессалоники в 586 году содержится в «Чудесах св. Дмитрия Солунского», написанных архиепископом Иоанном, очевидцем событий. Элементы боевой магии славян, упомянутые в этом произведении, выявлены и детально изучены в работе известного историка- русиста В. В. Пузанова.
Славяне, осадив город, окружили его огромным огнем, полностью замкнутым огненным кругом. Поверхностный читатель мог бы подумать, что таким образом они собирались поджечь город. Но ведь стены города были каменными и поджигать их смысла не имело. Кроме того, в произведении сказано, что огонь напоминал осажденным «огненную реку» и, значит, был расположен на некотором удалении от стен.
Смысл действий осаждавших был совсем иной: в них сочеталась магия огня и магия круга, которые должны были обезопасить славянское войско от вредоносного воздействия греческих священников, которых славяне в меру своего понимания считали опасными колдунами. Возжигание огня сопровождалось ритуалами, подробностей которых византийцам со стен города было не видно. Они лишь слышали единодушный страшный боевой клич, который издали славяне.
Огонь и голос — наиболее древние элементы славянской боевой магии, сохранявшиеся, однако, на протяжении нескольких столетий. Маврикий Стратег, детально описавший тактику славян, отмечал, что славяне всегда нападают с громкими устрашающими криками.
Кроме того, характерной чертой средневековых представлений о мире было широкое распространение веры в магические свойства материальных предметов. Если современный человек понимает святость и священную силу прежде всего как абстрактное морально-религиозное состояние, то сознанию человека эпохи раннего Средневековья необходимо было облечь сакральную энергию в зримые формы, которые бы дали возможность оперировать ею в повседневной жизни как любой другой ценностью.
Поэтому мир человека Древней Руси был наполнен «волшебными» предметами разного назначения и разной «мощности». Эти вещи служили своего рода аккумуляторами магической силы. Очевидно, что представление о магических орудиях было продолжением представлений об орудиях и оружии обыкновенном. Разница была лишь в том, что «обыкновенные» орудия давали дополнительные средства для достижения целей в мире обычном, а «волшебные» — в тех сверхъестественных сферах, которые, пронизывая жизненное пространство, незримо влияют на жизнь человека.
Часто «волшебная» составляющая дополняла прагматическую. Таково, например, было «волшебное» оружие. Магия в древности, в том числе и у славян, была орудием ведения боевых действий ничуть не менее важным, чем настоящее оружие.
Наиболее известным на Руси мечом в христианскую эпоху стал меч святого Бориса. Владельцем его был князь Андрей Боголюбский. Летописное описание сцены убийства князя в 1175 году показывает, что он держал его всегда при себе не просто как реликвию, но как настоящее оружие. Ключник Анбал позаботился, чтобы в решающей момент меча под рукой Андрея не оказалось, вытащил его, и князю нечем было обороняться. «То был меч святого Бориса», — специально уточняет летописец.
Магическая сила оружия «включалась» в трудные моменты битвы. В летописи под 1149 год содержится рассказ о том, как тот же Андрей в ходе сражения под Лучском оказался «обиступлен» врагами и вынужден был уходить от погони на раненом коне. Когда казалось, что гибель неминуема, князь Андрей производит следующие действия: он «помолился Богу и, вынув меч свой, призвал на помощь себе святого мученика Феодора». В результате все закончилось благополучно. Обращение к Богу за защитой в описанной ситуации понятно. Призвание святого Феодора далее объяснено летописцем: «ибо был [церковный праздник] памяти святого мученика Феодора во тот день». Но зачем князь вынул меч? Из текста следует, что возможности фехтовать в описываемый момент Андрей был лишен — речь шла о том, чтобы как можно быстрее достичь «своих». Конструкция фразы наталкивает на мысль, что обнажение меча было не только жестом устрашения и демонстрации боевого духа, но и магическим актом, поскольку оно было поставлено летописцем между обращением к Богу и к святому Феодору. Возможно, уже тогда Андрей был владельцем меча святого Бориса. После смерти Андрея меч хранился в одной из церквей города Владимира.
В Древней Руси сложился культ княжеских мечей. Причем совсем не обязательно первый прославленный владелец должен был быть святым. В Троицком соборе Пскова хранились и дошли до наших дней мечи псковских князей Всеволода Мстиславича и Довмонта. По мнению главного специалиста по древнерусскому оружию А. Н. Кирпичникова, меч Всеволода скорее всего более поздний. Он заменил собой меч XII века, который был установлен в 1137 году над могилой Всеволода: «поставили над ним его меч, иже и доныне стоит, видим всеми». Меч Довмонта гораздо более похож на настоящее оружие XIII века. Об этом свидетельствуют элементы оформления и наличие подтверждающего иконографического материала. Возможно, что именно этим мечом священнослужители Пскова опоясывали его князя перед походом на немцев, а позднее горожане символически вручали князьям при посажении на Псковский престол.
Понятно, что оружие православного святого сменило в качестве «магического» мечи древних языческих вождей, почитание которых не могло сохраниться в христианскую эпоху. Да и в христианской оболочке идея волшебного оружия не могла не казаться несколько подозрительной православному монаху- летописцу. Меч как образ и христианский символ используется летописцем довольно часто. Стереотипны фразы о том, что князь «не втуне меч носить». Но вот о культе конкретных клинков в аутентичных древнерусских источниках домонгольской поры говорится немного.
В то же время фольклорные источники дают богатый материал по волшебному оружию: «меч- кладенец» служит постоянным помощником герою в сражении со злыми силами. Вероятно, почитание мечей после крещения Руси продолжало существовать преимущественно в неофициальной культуре, проникая на страницы летописи лишь изредка.
Наиболее яркое описание волшебного меча в древнерусских письменных источниках относится к XV веку. Оно содержится в «Житии Петра и Февронии Муромских». Однако не вызывает сомнения, что змееборческий сюжет, помещенный книжником в начало произведения, является записью древней муромской легенды, восходящей ко временам гораздо более ранним. Об этом свидетельствуют и общая фольклорная стилистика фрагмента о победе князя Петра над змеем, и некоторые детали, позволяющие исследователям отнести исторический пласт этого необычного для агиографической литературы XV века произведения к концу XII — началу XIII века. Только тесное переплетение народных языческих и христианских мотивов в «Житии» сделало возможным проникновение интересующего нас сказания в книжную культуру.
Сказание повествует, как к жене муромского князя Павла стал летать змей «на блуд». Однако жена, которую змей взял силой, все рассказала мужу и вызнала, что смерть змею предначертана «от Петрова плеча, от Агрикова меча». Петра нашли довольно быстро — так звали младшего брата муромского князя, и тот начал думать, как же ему убить змея. Неизвестно было — что это за Агриков меч и откуда его взять? Было у Петра в обычае ходить в одиночестве по церквям. И вот зашел как-Td Петр в Воздвиженскую церковь, стоявшую в женском монастыре за городом, для того чтобы помолиться в одиночестве. И тут явился ему отрок и произнес: «Княже! Хочешь ли, покажу тебе Агриков меч?» Князь, конечно, выразил согласие. «Иди вслед за мной», — сказал отрок и показал князю щель между плитами, а в ней — меч.
Когда настал момент битвы, от удара волшебным мечом змей потерял ложный облик, принял свой настоящий вид, «и начал трепыхаться, и стал мертв». Волшебное оружие было употреблено против волшебного же врага. Оно было дано князю в нужный момент для борьбы с воплощением мирового зла, стало орудием справедливости. Такое же отношение к оружию как к хранителю правды и справедливости встречаем мы и в дохристианскую эпоху.
Причем следует иметь в виду, что часто меч выступал не просто инструментом в справедливых руках, а
В языческой картине мира оружие воспринималось как самостоятельная личность, обладающая в какой-то мере сознанием и волей. «Пищей» меча была живая человеческая плоть. (Тут можно вспомнить
