И не позвонил.
Это было непонятно, необъяснимо, подобное случилось впервые. Пахомова без устали звонила по своему мобильнику, но никто ничего не мог сказать. Пияшев нигде не появлялся, никуда не звонил, его мобильник не отвечал.
— Ничего не понимаю! — который раз повторяла Пахомова и снова принималась набирать телефонный номер. — Ничего не могу понять!
Сысцов на переднем сиденье, сразу за водителем, мирно посапывал, прислонившись к стеклу. Пахомова несколько раз будила его, пыталась объяснить положение, но тот отвечал невпопад, и она в конце концов оставила его в покое.
Худолеевская банда в события не вмешивалась, как сейчас говорят, не возникала. Все мирно беседовали между собой, обменивались впечатлениями, поглядывали на часы, предоставляя руководству разбираться в происходящем.
Женщины, сбившись в сиротливую кучку в задней части автобуса, шептались о чем-то своем, иногда сдержанно смеялись, зажимая рот ладошками, — пропажа Пияшева их не взволновала.
— Было, было, но такое! — возмущенно воскликнула Пахомова и с досадой хлопнула ладошками по поручням.
— Может быть, он в казино, — предположил Пафнутьев, решившись наконец вмешаться.
— Его мобильник молчит!
— Выиграл большую сумму или проиграл... И теперь думает, как быть?
— Пияшев не играет на деньги! — отчеканила Пахомова. — Он жлоб. Он только копит деньги. Он маечку здесь ни разу не купил, кепочку, носочки!
— Я тоже удержался от подобных приобретений, — заметил Халандовский. — На фиг мне ихние маечки, кепочки, носочки? Я вполне солидарен с Пияшевым, мне понятно его здравое пренебрежение к местному барахлу.
— Поехали! — решилась Пахомова. — Нам уже нельзя здесь находиться.
Обратную дорогу почти все дремали, поэтому она не показалась столь длинной и тягостной. Едва приехав, все тут же разбрелись по номерам, чтобы через полчаса собраться в столовой. На ужин опять подали что-то костлявое, залитое белесым полупрозрачным соусом и присыпанное подвявшей зеленью. Есть это было невозможно, и, поковырявшись в тарелках, все вышли на набережную перекусить.
— Здесь всегда так кормят? — спросил Пафнутьев, остановившись у столика, за которым сидели попутчицы.
— Это еще хорошо, — сказала одна из них.
— Бывает хуже?
— Бывает, что ничего не бывает, — усмехнулась работница незримого фронта.
— А силы чем поддерживаете?
— Колбаса в чемодане.
— Колбасы-то хватает?
— Еще остается.
— А куда остатки деваете?
— Съедаем подчистую! — Женщины расхохотались неожиданно возникшей шутке.
В пияшевской сумке не нашлось ничего ценного, кроме блокнотика с телефонами. Но здесь он был не нужен, и Худолей присоединил его к тому пакету, который сунул под подоконник в пустом номере.
Пияшев так и не появился.
Пахомова была в полной растерянности, Сысцов пребывал в состоянии хмуром, был замкнут и неразговорчив, Массимо частенько звонил по мобильнику, но, поскольку разговоры шли на итальянском, никто ничего понять не мог.
— Как настроение, Павел Николаевич? — спросила Пахомова, застав как-то Пафнутьева в одиночестве на скамейке напротив миланского театра Ла Скала.
— Домой хочу.
— Знаете, я тоже. Тяжелая поездка. Эта история с Пияшевым... Уже три дня как его нет. Никак не могу себе объяснить исчезновение Игоря.
— В полицию надо звонить, — ответил Пафнутьев.
— Вы думаете?
— С нами едет один человек... Он обладает сверхъестественными способностями. Так вот он говорит... Вижу труп.
— О, ужас! — Пахомова прижала ладони к лицу. — А вы, вы тоже так считаете?
— Он где пропал? В Монако? Там же и Монте-Карло... Вот пусть наш водитель на чистом итальянском языке и звонит в полицию тех мест. Только у меня такое чувство, что он уже звонил и все знает.
— Почему вы так думаете?
— Это первое, что приходит в голову. И тогда становится ясно, почему нашему экстрасенсу по ночам труп снится.
— Чей труп?
— Пияшевский. Будто Пияшев едет с нами в автобусе, что-то рассказывает, но его никто не слышит, все знают, что он мертв. И Пияшев знает, что он мертв. И стесняется, чувствует себя виноватым, прячет лицо, подозревая, что уже начали проступать трупные пятна. Такой вот сон.
— Кошмар! У вас, наверное, есть своя версия?
— Монте-Карло — особое место. Может быть, кто-то решил, что у Пияшева с собой много денег, может быть, он повел себя вызывающе... Нельзя вести себя вызывающе. Это опасно. Монте-Карло неплохо смотрится на открытках, но это чужой город, и об этом нельзя забывать. Больше никто не пропал?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Женщин в нашем автобусе осталось совсем мало, они куда-то исчезли?
— С ними все в порядке, — суховато ответила Пахомова. — У них тут друзья, знакомые, ко времени отлета все соберутся. Я за них спокойна.
— Они подъедут прямо в аэропорт?
— Кто к самолету, кто в гостиницу, некоторых по дороге подберем... Все это в порядке вещей... Такое случается постоянно. Нет-нет, они меня не волнуют.
— Надо заявление в полицию направить, — сказал Пафнутьев.
— Считаете, надо?
— Могут быть проблемы. Человек въехал в страну от вашей фирмы. И пропал. Кто он? Преступник? Чем занимается? Наркотики? Бандитизм? Порнобизнес? С ним были документы? Паспорт? Гостиничная карточка?
— Не знаю, — растерянно сказала Пахомова.
— Но вы осмотрели его номер? Простите — обыскали?
— Нет... Я подумала, что он еще может появиться.
— Вряд ли, — твердо сказал Пафнутьев.
— Неужели?
— Мне почему-то верится в сон нашего парапсихолога.
— Познакомьте меня с ним наконец!
— Да знаете вы его... Это тот, который перебрал виски в первый вечер, а потом сутки в себя приходил.
— Ах, этот, — разочарованно протянула Пахомова. — Знаете, я уж как-нибудь без его помощи.
— Ваше право. А дух Пияшева действительно ездит с нами в автобусе. Некоторые даже слышали его голос, — Пафнутьев решил подпустить немного мистики.
— Голос?! — побледнела Пахомова.
— Не знаю, может, человек ослышался, но он утверждает, что это был голос Пияшева. Ведь его голос не спутаешь ни с каким другим.
— Чепуха какая-то! — раздраженно сказала Пахомова. — Если бы это был его голос, значит, он сам должен быть в автобусе. А его никто не видел. И хватит об этом. В полицию позвонить надо, заявление сделать надо, тут я согласна. А этому вашему экстрасенсу могу посоветовать — надо меньше пить. Или уж
