которые не каждый может вынести. Говорят, некоторые умирали от разрыва сердца в процессе.
Я резко отстранилась и выдохнула.
– Не стоило этого делать, – сказал Андрей, виновато улыбаясь.
– Да уж, это точно! И все же, спасибо тебе!
– Пока не за что, – он пожал плечами.
Вернувшись домой в этот день, я думала, как удивительно иногда пересекаются судьбы людей. Если бы мне год назад сказали, что я буду сидеть на кухне и мило болтать с Охотником, а он будет помогать мне в чем-то, касающемся племени саки, я бы плюнула ему в лицо. Ну, возможно, не плюнула бы, но не поверила, это точно. Но вот она я, и несколько часов назад это все происходило.
Я улыбнулась. А потом закрыла дверь в своей ванной на защелку и позвонила Роланду. Уверив его, что все будет хорошо, и вкратце пересказав мой визит к Андрею, повесила трубку. Я не могла так рисковать, разговаривая с ним в доме саки. А потом я упала на кровать и заснула крепким сном без сновидений.
Впервые за последнее время.
Глава 24
«Или свой путь и срок
Я, исчерпав, вернусь!
Там – я любить не мог,
Здесь – я любить боюсь…»
О. Мандельштам
Последующие несколько месяцев прошли довольно спокойно. Я помню день, когда я впервые ощутила шевеление внутри себя. Этот день стал самым счастливым в череде серых будней, где я была безгранично несчастной. На самом деле это был единственный счастливый день. Но во мне жила надежда, и я жила вместе с ней.
Я все чаще вспоминала Влада. Эти воспоминания были полны горечи и безграничной любви. Я думала, какой была бы его реакция на маленькое существо, растущее внутри меня. А потом одергивала себя, говоря себе, что он, скорее всего, даже не поверил бы, что ребенок от него.
Страсти вокруг нашей истории понемногу улеглись, и я ощущала некое подобие покоя. Нас осталось так мало, и даже Лаура иногда разговаривала со мной. Я думаю, ей так же, как и мне, не хватало Влада. Она тосковала по нему. Иногда прохладными осенними вечерами мы тосковали вдвоем. Фред занял пост вождя и был полностью поглощен этим. Рита отошла на второй план, и ее это очень огорчало. Но она сама выбрала себе такую судьбу, так что жалеть ее мне не очень хотелось. Честно признаться, в то время, единственная, кого я жалела, была я сама.
Пока однажды ночью я не проснулась от странного ощущения, что я в комнате не одна. Я потянулась к выключателю и включила ночник, стоявший у меня на прикроватной тумбочке. Глянула на часы: полчетвертого утра. Я осмотрелась. Никого не заметив, я выдохнула с облегчением, хотя у меня все еще оставалось жуткое ощущение неизвестного присутствия. Усилием воли я заставила себя подняться с кровати и подойти к окну. Затем я проверила ванную: никого. Но я пророчица и доверяю своим ощущениям даже больше, чем глазам.
– Кто здесь? – спросила я.
Тишина.
– Снова дурацкий сон! – сказала я сама себе и выключила свет. Но тут же замерла в ужасе. От стены вдруг отделилась темная фигура и двинулась в мою сторону. Лица не было видно, человек стоял спиной к окну.
Четверть секунды мне понадобилось, чтобы понять, что это Охотник.
Еще полсекунды, чтобы подумать о своих перспективах.
Четверть секунды на то, чтобы решить, стоит ли кричать. Если закричу, сбегутся мои соплеменники, и, возможно, умрут вместе со мной. Но есть шанс, что они спасут меня. Если не закричу, то умру тут же на месте.
И вдруг тогда, когда я уже собиралась открыть рот, чтобы завопить, он подошел вплотную ко мне и зажал мне рот. От него веяло опасностью. Я понимала, если он зацепит мою жилу сейчас, я умру. Я вспомнила о своей новоявленной силе и выставила вперед ладони в надежде, что смогу отбросить его, как тогда Андрея, но это не сработало. Это были обычные ладони. Мои. Без силы.
Наверное, на все это понадобилось еще полсекунды.
А потом он сказал:
– Пожалуйста, Полина, не нужно кричать! Ты всех разбудишь!
Меня словно шандарахнули по голове. Единственное, что я могла сделать, просто стоять и пытаться переварить это.
Я знала его, этого Охотника.
Я знала его так близко, что в результате этой близости во мне зародилась жизнь.
Передо мной стоял Влад.
Когда я узнала, что он не умер в ту ночь, то поняла, наступит день, и он вернется. И вот он вернулся.
Вернулся всемогущим.
Сильным.
Таким, что никто из племени уже не смог бы ему противостоять.
Таким, что никто их хищных не смог бы.
Вернулся сильнейшим, чем кто-либо из нас.
Вернулся Охотником…
Ирония судьбы. Почему наш разум так узок и скуп? Почему древние написали «всемогущий», и мы поверили? В легенде сказано: «сильнее всех хищных», а мы перевели: «сильнее всех».
Сила. Это сплетение флюидов, направленное на какую-то цель...Зачем мы так стремимся иметь ее больше и больше? Теряя, обретая, теряя вновь.
– Как это возможно? – спросила я скорее у себя, чем у него.
– Когда я понял, что это за сила, все уже случилось, – ответил Влад. Он говорил со мной так, будто уезжал на каникулы или в отпуск, и мы не виделись несколько недель. Словно не произошло ничего между нами. Словно он не пытался меня убить.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я немного резко. Мысль о моей возможной смерти немного отрезвила меня. Я взглянула на шрамы на моих запястьях, и меня передернуло.
– Я не мог не придти. Я должен был… О, бог мой, Полина, ты… беременна?
Вот она – шоковая терапия для Охотника.
– Да, – ответила я с вызовом. – Ну, так как? Убьешь меня сейчас, или подождешь, пока я рожу?
– Что? Я не собираюсь убивать тебя!
– Странно. Тогда зачем ты появился в моей комнате ночью в образе Охотника на…ой, на таких, как я? – я пыталась брызнуть ядом как можно сильнее прямо ему в лицо.
– Я не собираюсь убивать тебя! – повторил он сухо.
Но меня уже было не остановить. Рана открылась, и из нее хлынуло то, что я подавляла в себе все эти месяцы: вся ярость и злость, сожаление и обида, сомнения – все это полилось потоком из меня, словно была какая-то дамба, и она сломалась. Словно я была той дамбой…
Я что-то кричала и колотила кулаками в грудь Владу, словно он был боксерской грушей, а не Охотником, который мог меня убить. Который, возможно, жаждал меня убить. Все это вылилось из меня, и внутри меня образовался вакуум, который просто необходимо было чем-то заполнить. Из глаз живительным бальзамом полились слезы, и в бессилии я рухнула на кровать. Мои плечи опустились, я просто не знала,