Мифы Первой мировой

«Опасность!» с целью «привлечь внимание общества к великой опас­ ности для нашей страны» (т. е. Англии). Он описал конфликт Британии с одной из мельчайших стран Европы, почти не имеющей военного флота — 2 броненосца, 4 крейсера, 20 эсминцев и 8 субмарин. Но именно эти субмарины по предложению одного из офицеров станут ключом к победе. Они не будут атаковать английский во­енный флот, а, расположившись в отведенных секторах, начнут тоннажную войну, блокировав торговлю. Конан Дойл также предвосхитил снабжение со специально обо­ рудованных в мирное время баз и транспортных подводных лодок, координацию дей­ствий подлодок, потопление судов пушками для экономии торпед, «суда–ловушки», атаки в нейтральных портах. Британия оказывается в блокаде, цены на продоволь­ствие быстро растут, растет и смертность, особенно детская, правительство выну­ждено пойти на мир. В «GreatBritain and the next war» Конан Дойл полемизировал с немецким генералом фон Бернгарда, обвинявшим Британию в препятствии свободе мореплавания и территориальной экспансии Германии. Хотя немецкая атака Британии была бы безумием, но атака по ошибочным причинам была бы не менее разрушитель­ной, чем другие. Если Германия нападет только на Англию, война будет долгой и безрезультатной, хотя и при пассивности англичан, но если Германия атакует и Францию, тогда Британия должна будет высадить на континент экспедиционный кор­пус, чтобы не допустить господства гигантской Германии в Европе. Важно учесть действия подлодок и аэропланов. Для безопасности Британии необходим туннель под Ла–Маншем.

Наконец, в 1914 г. вышел «Освобожденный мир» Уэллса. Автор попробовал описать мир после открытия атомной энергии и создания в 1953 г. атомных двигателей, с точностью почти до года предсказав появление АЭС. Война начинается неожиданной бомбардировкой штаба объединенного англо– французского командования в Париже. В ответ французы сбрасывают атомные бомбы на Берлин «подобно беспрерывно действую­щему вулкану; годами, месяцами или неделями — в зависимости от размеров бомбы и условий, способствующих или препятствующих ее рассеиванию. Раз сброшенная бомба полностью выходила из?под власти человека, и действием ее нельзя было никак управлять, пока ее энергия не истощалась». Человечество, непрерывно наращивая мощь вооружений, оказалось не готовым к защите от столь разрушительного оружия — к весне 1959 г. уже около 200 городов было стерто с лица земли атомными бомбами. На фронте в это же время происходят перестрелки и рукопашные бои. Мир опять?таки погружается во всеобщую анархию, выход из которой видится только в созыве мирной конференции, всеобщем разоружении и построении принципиально нового общества.

А были и многие другие романы — Ниман, «Всемирная война», Октавиус, «Великая империя Габсбургская», о вторжении немцев в Англию, «Вторжение в 1910 году», «Когда орлы летят к морю», «Когда Англия спала»…

Итак, к лету 1914 г. все было готово к европейской войне. Настала пора про­верки армий, оружия и теорий. И всего несколько дней в августе подтвердят или опровергнут труды многих десятилетий.

1914: «Зато Париж был спасен»

Совершенное воплощение сражения при Каннах лишь очень редко встречается в военной истории, ибо для него необходимы, с одной стороны, Ганнибал, а с другой — Теренций Варрон, которые оба по–своему содействуют достижению великой цели.

Альфред фон Шлиффен. Канны

Истина, что против пули не попрешь, была хорошо известна и в минувших войнах.

М. Р. Галактионов. Париж, 1914

Начиная с двадцатых годов прошлого века, т. е. с завершения Первой мировой вой­ны, в отечественной популярной литературе обычны упреки в адрес союзников, т. е. Франции и Англии. Если русская армия, как обычно считается, пожертвовала собой в августе 1914 г., но отвлекла на себя немецкие войска и тем спасла Париж, то со­юзники якобы ничего не сделали, чтобы затем отдать долг России. Русские военные и политики, особенно эмигранты, проигравшие в Гражданской войне, видели соб­ственные немалые жертвы и полный крах еще недавно мощного Российского государ­ства на фоне торжествующих победителей в Версале. Естественна их обида: «Почему же вы победили, а нам не помогли и бросили на произвол судьбы?» В СССР также поддерживали эту точку зрения — во–первых, приятно сознавать, что именно твоя страна внесла решающий вклад в войне, во–вторых, был повод выставить счет те­перешним идеологическим и военным противникам.

Справедливы ли эти упреки? И почему война, которая должна была закончиться че­рез считаные недели, продолжалась годы?

Как мы видели в первой главе, война была объявлена России 1 августа, тогда же кайзер Вильгельм подписывает указ об общей мобилизации германской армии. Но с кем именно придется воевать Германии, помимо России? Французское правительство во главе с президентом Пуанкаре в тот же день мобилизовало все французские сухопутные и морские силы, но войны не объявило. Из Лондона была получена депеша от князя Лихновского, в которой говорилось, что Франция не вмешается в войну Германии с Россией, если Германия первая не нападет на Францию. Но фон Мольтке, начальник германского Генштаба, настоял потребовать от Франции отдачи на все время войны двух важнейших крепостей — Туля и Вердена. Больше того, именно Германия 3 августа объявит войну Франции — немецкие планы не терпели ни малейшей отсрочки.

Французское правительство, напротив, еще 30 июля сделало необычный шаг, прика­зав осуществить отвод войск на 10 км на всем протяжении границы с Германией— от Швейцарии до Люксембурга. Ни одна часть и ни один солдат под угрозой военно–по­левого суда не должны были заходить восточнее. 1 августа вышло специальное напо­минание, отдельно «осаживавшее» будущего главнокомандующего Фоша. Не правда ли, очень похоже на «не поддаваться на провокации» 1941 г.?

Еще одна песчинка в налаженный немецкий механизм — Бельгия отказалась мирно пропустить немецкие войска, объявив 31 июля мобилизацию. Следовательно, теперь придется объявить войну еще и Бельгии. А нарушение немцами нейтралитета Бельгии стало великолепным поводом для Британии. Захваченная (мирным или военным путем) Бельгия была бы готовым плацдармом для будущего нашествия на Англию, чего Англия боялась со времен Наполеона. Как сказал позднее Ллойд Джордж, пока речь шла о Сербии, 99/100 английского народа были против войны; когда речь зашла о Бельгии, 99/100 английского народа пожелали воевать. Еще 31 июля Эдуард (Эдвард) Грей, глава английского Министерства иностранных дел, телеграфировал в Брюссель, выра­жая желание, чтобы Бельгия защищал свой нейтралитет. Он же 1 августа заявил Лих­новскому, что не потерпит нарушения бельгийского нейтралитета. Третьего августа Грей выступил в палате общин и добился одобрения решительных действий. В тот же день немецкие войска перешли границу Бельгии. 4 августа немцы получают бри­танский ультиматум с требованием немедленно очистить Бельгию, ответ требовался до 12 часов ночи. Но Германия, уверенная в скорейшей победе, отказалась пойти на попятную.

Что изменило вступление Британской империи в войну?

1. По мнению Евгения Тарле, теперь, даже если бы Россия и Франция были разби­ты, они получали возможность не заключать мир, а затянуть войну, оправиться и снова вступить в бой. Даже в случае взятия Парижа французское правительство просто переехало бы на юго–запад и продолжало бы борьбу, имея в своем распоряжении все силы и средства крупнейшей и богатейшей в мире Британской империи. Поэтому план Шлиффена терял смысл.

2. Длительность войны уже подрывала шансы Германии на заключение выгодного мира. Союзникам стоило всего лишь отказываться заключить мир, чтобы германская промышленность и торговля погибали.

3. Британский флот, сильнейший в мире, к открытой борьбе с которым немецкий флот и не