Мифы Первой мировой

никакого сопротивления, то я, как главнокомандую­щий, не могу ни комбинировать никаких оперативных планов, ни нести за них какой?либо ответственности».

Что дала жертва русских войск союзникам? Да, немцы в разгар битвы на Марне перебросили в Восточную Пруссию два корпуса и кавалерийскую дивизию — менее 40 000 человек. Однако те же немцы выделили два корпуса против бельгийского Антвер­пена и три бригады против французской крепости Мобеж (по подсчетам Нелиповича—до шести корпусов). Даже Восточная Пруссия, которой они вполне готовы были по­жертвовать во имя общей победы, теперь стала объектом для срочного спасения. Причем победа при Танненберге–Сольдау была достигнута имеющимися там силами еще до того, как переброшенные войска вступили в бой.

Нелипович отмечает, что к началу Восточно–Прусской операции (17 августа) угро­жающего положения во Франции… просто не было — французы имели численное пре­имущество и наступали в Лотарингии и Вогезах. Причем переброшенные на восток два корпуса из осаждавших крепость Намюр войск к битве на Марне также не успевали.

На Западном фронте, по подсчетам Галактионова, 7 дивизий были переброшены на левое крыло; 4 дивизии переброшены на Восточный фронт; 4 дивизии осаждали Антверпен; 2 — Мобеж; 1 дивизия — Живе; 2 дивизии находились между Тионвилем и Верденом для предотвращения наступления французов из района Верден—Гуль. Оккупа­ционные войска, по статистике Нелиповича, выросли почти втрое — до 67 000 чело­век, тыловые и этапные службы — с 25 000 до 161 000 человек. Наконец, 8 корпусов второразрядных войск были или уже растрачены, или еще не сформированы.

Поэтому германские войска, чтобы избежать еще большего растягивания фронта и быстрее уничтожить противника, вместо обхода Парижа с северо–запада устремились на юго–восток, к реке Марне, подставившись под фланговый удар. Добавились несо­гласованные действия отдельных армий и чрезмерно паническая реакция на первые успехи французов. Ошибки во время сражения допускали обе стороны, и это неудиви­тельно, просто немцы совершили их больше. Одной из наиболее грубых ошибок стала, по мнению Галактионова, попытка прикрыть разрыв в 50 км между армиями одной ка­валерией и задержать ею на несколько дней значительно превосходящего противника, для чего кавалерия не была приспособлена.

Германские войска потеряли в августе примерно 136 500 человек — 18 662 убитых, 28 553 пропавших без вести и 89 902 раненых, из них вернулись в строй 39 898 че­ловек. Французы и англичане потеряли порядка 240 000 человек, но сорвали весь германский план войны. На Марне потери немецких армий составили 10 602 убитых, 16 815 пропавших без вести и 47 432 раненых, союзники потеряли 45 000 убитых, 173 000 раненых и 50 500 пленных. Да, соотношение потерь и здесь было в пользу немцев, но не была выиграна война. Поэтому Марна стала шагом к поражению.

Кроме того, план Шлиффена изначально составлялся при ослабленной поражением в Русско–японской войне России, небольшой армии Франции и пассивной Англии. К 1914 г. все изменилось. Еще генерал Сикорский в начале 1930–х писал, что «план Шлиф­фена был слишком бумажным и вовсе не считался с условиями, которые через десять лет оказали столь решающее влияние на его выполнение. Известно также, что если бы даже Шлиффен был жив и сам руководил действиями в согласии со своим планом, составленным за десять лет до этого, то, натолкнувшись на непреодолимые и не­предвиденные для него затруднения, он, по всей вероятности, не достиг бы намеченного успеха, приспосабливая собственные оперативные намерения к событиям, происходящим в 1914 году во Франции». Он считал план Шлиффена лишь планом сосре­доточения, а не планом операций. Теренс Зубер, изучив уцелевшие немецкие доку­менты, недавно пришел к похожему выводу — наиболее известный план Шлиффена тре­ бовал слишком большого количества несуществующих дивизий и усилий по их пере­броске. Если в 1904— 1905 гг. Германия располагала на западе 50—60 дивизиями, в 1914 г. — 70, то по замыслам Шлиффена требовалось перевезти и задействовать 96 дивизий.

Даже прорыв к Парижу, усиленно готовящемуся к обороне, еще не гарантировал по­беды в войне. Сейчас трудно однозначно судить о том, смогли бы немцы захватить его, а затем и завершить войну в августе—сентябре 1914 г., но можно с уверенностью сказать, что не только русские войска внесли вклад в победу на Марне. Стойкость бельгийцев, французов и англичан плюс ошибки немцев тоже заложили фундамент победы. В Марнском сражении французы уже избегали бросать пехоту против артиллерии противника, предпочитая выжидать и давать действовать своей артиллерии, также перестроившейся. Заранее подготовленные укрытые позиции оставались недоступными обстрелу германских тяжелых орудий. В результате немецкая пехота без поддержки своих орудий часами лежала под огнем, не имея возможности сдвинуться с места (и так же лежали бы корпуса, переброшенные на восток). А затем на стратегическом уровне французы смогли создать спаянный фронт всего наступления в целом.

Любопытно, что уже 16 августа французской армии даются указания сберегать силы солдат. А 24 августа — вести бой «достаточно разомкнутыми, постоянно подкрепляе­мыми цепями», чтобы не представлять мишень для артиллерии. Пехоту следовало «вводить в небольшом количестве, артиллерию — без счета» (генерал Фош).

Легендарными стали «марнские такси» — собранные в Париже такси, с помощью ко­торых якобы удалось в решающий момент сражения на Марне перебросить новые войска и переломить ход сражения. Однако, как пишет Лиддел Гарт, в пути гражданские шо­феры обгоняли друг друга, сталкивались, на остановках сдваивали машины на дороге и закупоривали улицы. К двум часам ночи 8 сентября 14–я бригада была высажена в районе Нантся, после чего такси были отпущены, перевезя 4000 человек на расстояние до 50 км. Некоторые аварийные машины вернулись в Париж лишь через 2—3 дня. Но все же 14–я бригада была вовремя переброшена и уже в боях 8 сентября усилила левый фланг 6–й французской армии. «Марнские такси» стали удобным и понятным символом своеобразного «золотого ключика» на войне — один ловкий ход, и победа в кармане.

Гораздо менее известно, что 30 августа полковник Вейган предписал всем ко­мандирам крупных войсковых соединений организовать немедленно после прохождения войсковых частей отряды с целью обнаружения отставших, сбора их в команды и направления в свои части «с применением самых строгих мер». Все заблудившиеся обозные и транспортные учреждения направлялись на дороги, по которым пошли их части. 31 августа Фош советует генералам прибегнуть к слиянию нескольких частей и применять «строжайшие репрессивные меры в отношении солдат, оставляющих строй, и младшего командного состава, плохо выполняющего свои обязанности». 4 сентября Фош издает приказ, чтобы во всей полосе боевых действий армейской группы беженцы пользовались дорогами, только начиная с 15 часов до полуночи. В остальное время они должны находиться вне дорог, в поле. Уже в октябре 1914 создается т. н. ре­зерв Фоша, поднимающий целую пехотную дивизию. Автобусы с брезентом вместо сте­ кол могли перевозить пехоту со скоростью до 14 миль в час. Дальность переброски составляла от 32 до 160 км (20—100 миль).

А чем могли бы ответить немцы? Они блестяще маршировали, подготовленная пехота проходила до 40—60 км в день (и даже 653 км за 27 дней, с боями без единой дневки), но проигрывали в оперативной подвижности. 1–я армия на ключевом фланге запаздывала по сравнению с другими армиями, увлеченными погоней за разбитым про­тивником, поскольку по плану ей требовалось пройти больше всех. Кроме того, те­перь авиация делала практически невозможным внезапное и скрытое перемещение войск, облегчая оборону.

Некоторые немецкие авторы, в т. ч. Ганс фон Зект, считали, что Шлиффен хотел собрать все десять немецких кавалерийских дивизий, которые имелись на Западном фронте, на правом крыле. Но, по комментариям Галактионова, кавалерия сама по себе, без поддержки других родов войск, обладала низкой ударной мощью, а спешив­шись, теряла свое преимущество в подвижности, так как коней приходилось отводить далеко в тыл. В результате получалось, что пехота даже опережала кавалерию в на­ступлении. Оськин справедливо отмечает психологический эффект от действий конни­цы, но такой эффект был более характерен для Восточного фронта, где плотность войск и качество противостоящего противника были ниже. Полагаю, для грамотного стратегического использования кавалерии немцам требовался продуманный, но в то же время гибкий план и четкое управление, которое не позволило бы командирам тактического уровня отвлечься на более мелкие задачи и сжечь кавалерию в лобовых атаках или увлечься преследованием в ненужном направлении. Без послезнания такой план представляется маловероятным.

После войны реальные качества германской конницы в боях на западном фронте оценивались весьма