Пусть прячут все, скотину и курей к нам в усадьбу гонят, сами приходят. Ну, да знают, наверное... И поосторожней! Они, может статься, близко уже.
Юля вошла в усадьбу вместе с заторопившимися смердами, перевела дух. Что еще?
– Эй, вы, – махнула она рукой недавним татарским невольникам, колющим дрова. – Тащите мне пищали, я их заряжу. Потом выставите на стены, а сами у ворот станете, на всякий случай. На работы за стены кого-нибудь отправляли?
– Нет, боярыня, – дружно поклонились все трое.
– Хорошо, ступайте.
Кажется, все...
Она сходила в спальню за луком, повесила через плечо плотно набитый колчан, потом отнесла по пуку стрел на каждую из угловых площадок. Тщательно забила картечные заряды в крупнокалиберные пищали и расставила мужнину артиллерию там же – по углам.
Вскоре появились и смерды: они подъезжали на телегах, крестились на ворота – туда, где над ними должна висеть икона.
Позади повозок, привязанные на длинном повод плелись телки, козы. В самих возках хрюкали пороем та, кудахтали куры, орали малые дети. Пацанята лет по десяти, размахивая хворостиной, подогнали овечью отару. Похоже, сразу две семьи: уж очень много взрослых мужиков. Разумеется, у родителей имеют привычку вырастать взрослые дети – но не пятеро же примерно одного возраста! Да еще и девицы такие, что замуж пора.
Следом за первыми беженцами появились вторые, потом третьи. Примчался Касьян, по-барски бросил поводья скакуна одному из смердов, отошел к бочонку с греющейся для скотины водой, макнул туда лицо, потом выглядел боярыню, торопливо взбежал на стену:
– Кажись, деревни и выселки все объехал, каждому сказал. Чуть совсем коня не запарил...
– Молодец, – кивнула Юля, но отдыхать имеющего некоторый боевой опыт смерда не отпустила. – К воротам иди. Полоняники бывшие – пуганые. Либо запереть побоятся в нужный момент, либо своих не пустят.
– Слушаю, боярыня.
Наконец из-за леса показалась знакомая кавалькада, во главе которой поблескивал ярким панцирем боярин, за плечами красиво развевался тонкий, ярко-синий плащ. Юля облегченно вздохнула, спустилась вниз.
Боярин влетел в ворота, остановил коня возле супруги, натянул поводья, заставив жеребца подняться на дыбы, потом спрыгнул и порывисто обнял Юлю:
– Случилось что, любая моя?
– Татары, кажется, на подходе, Варлам...
– Да? – Боярин кинул быстрый взгляд на обустраивающихся во дворе гостей, одобряюще кивнул: – Упредила. Кто весть принес?
– Мелитинии сон приснился, будто...
– Пойдем, пить хочется, просто невмочь. Сбитеня нет?
Они вошли в дом, Варлам прикрыл дверь и быстрым движением повернул супругу лицом к себе:
– Что же ты делаешь, Юленька? Земля подсыхает. У кого поля на холмах, уже сегодня пахать потребно. Завтра, послезавтра, К концу недели всю пашню потребно поднять, не то осенью без хлеба останемся. А ты всех с хозяйства срываешь из-за сна какого-то... Юля, милая, любимая моя. Нельзя так, разоримся мы.
– А помнишь, как она ребенка нам предсказала? И половодье?
– Да весна же на улице! Помнишь, боярин Храмцов сказывал: не приходят татары по весне, степь непроезжая.
– А ну, как придут? Кому тогда поля твои вспаханные нужны окажутся.
– И когда? Сколько ждать?
– Ну... Дня три?
– Пахать уже пора.
– Ну, два. Варлам, ну, скажешь потом, что баба у тебя дура, понапрасну панику наводит.
– Смерды, может, и поймут, – покачал головой Батов. – А вот земля – нет.
– Слушай, – спохватилась Юля. – Я на одной телеге кур видела. Купи нам пару несушек.
– Через месяц нескольких на оброк привезут.
– Купи сейчас.
– Зачем покупать? – не понял Варлам. – Говорю же, на оброк привезут. Могу сказать, чтобы побольше, раз ты их так любишь.
– Надоело на тюфяке с сеном спать. В комки сбивается. Хочу перину.
– Так двух кур на это не хватит, – не выдержав, рассмеялся муж. – И почему именно несушек?
– Хочется!
Он покачал головой, поцеловал ее и вышел наружу:
– Телеги плотнее ставьте! – послышался его твердый голос. – Вы не одни здесь прячетесь. Мелитиния, достань два кувшина с кабаном, что боярыня Юлия добыла, сваришь на всех кашу пшенную с тушенкой. У кого ведра с собой есть, воду с колодца, что у навеса, черпайте, и на крыши лейте, чтобы отсырели. Не дай Бог, татары стрелы огневые кидать начнут. Вы, молодые, на стены ступайте, по сторонам посматривайте.
Перед глазами смердов боярин ни на миг не усомнился в верности поднятой женой тревоги, но вечером, в постели, укоризненно покачал головой:
– Ну, и где твои нехристи? Братья, поди, смеются все. Еще и на выручку примчатся, вокруг усадьбы сторожить станут.
– Лучше лишний раз подстраховаться, чем под набег попасть... – уже начиная оправдываться, отвезла боярыня.
– Ладно, – склонился Варлам над ней, щекотя бородой грудь. – Хоть узнал, крепостных сколько.
– Каких крепостных? – хихикнула, поеживаясь, Юля.
– Что при опасности к барину в крепость прятаться бегут. – Муж начал целовать съежившийся в острую пипочку, похожую на умбон русского щита, сосок. – Оттого и название им: крепостные...
– Крепостные... В крепости... Крепости... Пусти... Пусти руку, отдавишь...
Больше никаких слов из барской спальни не доносилось.
Поутру, словно в отместку, Варлам опять приказал кормить почти сотню, считая малых детей, собравшихся под защиту высоких стен смердов кашей с добытой боярыней свининой. А может, хвастался таким образом меткостью любимой жены.
В небо медленно поднималось жаркое солнце, заставляющее скидывать тулупы и лишние платки, выбивающее из еще помнящей половодье земли хорошо заметный пар. Крепостные и их семьи отнюдь не радовались неожиданному отдыху. Все прекрасно помнили, что “весенний день год кормит” и рвались к сохе. Обиженно мычал оказавшийся в тесноте скот, переругивались с бабами смерды. Юля, чувствуя затылком недовольные взгляды, бродила по стене перед частоколом, выглядывая из-за острых концов наружу. Впрочем, тревоги ради, Варлам и так выставил сразу троих караульных.
– Тихо как... – еле слышно произнес муж, подкравшись сзади. – Слышно, как жаворонок за рекой поет.
Женщина вздрогнула, но ничего не ответила.
– Если после обеда ничего не случится, – прошептал Батов. – Я всех распущу. Пусть хоть завтра с утра на работу выйдут.
– А что енто там, боярин? – неожиданно вскинулся стоящий на ближнем к реке углу Важен, вытягивая вперед руку.
– Где?
– Да за рощицей кленовой на холме... Никак, шевеление чудится?
Варлам попытался хоть что-нибудь высмотреть в указанном направлении, ничего не заметил, недовольно оглянулся назад:
– Вышку надо было поставить. – Он подошел к Бажену, вгляделся снова: – И вправду, как гусеница по вершине ползет...
