две привязанные к столбам ворот девки, а неподалеку недовольно сипел еще пленник, руки которого были привязаны за спиной к пяткам.
Саид-Тукай привязал коня с уже добытой невольницей рядом, побежал во двор искать добычу, и первое, что увидел, – большую кипу сена и собравшихся вокруг коней, жующих ароматное хрустящее лакомство. Он вернулся к своему скакуну, отпустил подпругу тоже завел во двор, отпустил и кинулся в дом.
Здесь уже зияли открытыми крышками, словно птенцы голодным клювами, опустевшие сундуки, валялась рассыпанная по полу деревянная посуда, глиняные осколки, орал, захлебываясь, рядом с окровавленной матерью младенец. Саид-Тукай выхватил саблю, рубанул со всего размаха, и плач оборвался.
– Это зря, – негромко укорил из угла комнату Гилей-мурза. – Выросла бы, тоже потом невольницей бы стала. Мы ведь сюда за урожаем ходим, а ты ростки топчешь.
С этими словами он притопнул ногой, сдвинулся еще немного, опять топнул, откинул стол, обнажил саблю:
– Иди сюда! Доску вот эту поддень... Молодой татарин спрятал саблю, достал толстый нож для разделки скота, просунул его в щель, приподнимая доску, перехватил ее, откинул в сторону. Внизу открылась глубокая нора.
– Ага, тайник! – обрадовался мурза, обежал кругом, заглянул внутрь и разочарованно причмокнул языком: – Пустой... Надо дом запомнить. Если снова сюда наедем, проверить не забудь.
После этого они аккуратно вернули доску на мест поставили поверх стол.
– В печь загляни, – приказал Гилей-мурза. Молодой татарин сдвинул черную закопченную крышку, увидел два горшка с широкими горлышками.
– Сюда тащи, – заторопил его старший. – Есть охота.
Саид-Тукай скинул шапку, ее ушами обхватил ближний горячий горшок, одним быстрым движением переставил на стол.
– Опрокидывай!
По столу потек густой, ароматно пахнущий мясной сок, рассыпалась светло-коричневая крупа. Гилей- мурза принялся торопливо насыщаться, в первую очередь выбирая из каши мясные кусочки, и новичок, после короткого колебания, последовал его примеру. Вместе они умяли едва не половину кучи, осоловев от сытости, после чего выбрались на улицу.
Кони уже успели подобрать все сено до последней травинки, а полусотня – так же тщательно обобрать деревню. Перед распахнутыми воротами двора стояли три телеги, с горкой заполненных тряпьем, медной посудой, различным столярным и плотницким инструментом. За повозками, привязанные за шею и со связанными за спиной руками, ждали начала пути в неволю две девки, один мужик в возрасте и два паренька лет десяти.
Внезапно Саид-Тукай увидел вдалеке бегущую от Деревни к зарослям кустарника девку. Он быстрым Движением затянул коню подпругу, запрыгнул в седло, кинулся в погоню, но схватить добычу не успел – подлая девица упала на четвереньки, поднырнула под нижние ветви, а потом принялась, шумно проламывать сквозь ветки, продираться дальше. Татарин проехал вдоль зарослей вперед, назад, а потом повернул к деревне.
– Мы уходим вперед, – уже распоряжался Тукай-мурза, – а Хасан, Рафаил и Сайд идут за нами с обозом.
– Я тоже хочу вперед! – вскинулся молодой воин, но глава рода только погрозил ему кулаком:
– Я тебе дам “хочу”! Делай, что велено!
Полусотня умчалась вперед, а трое воинов, оставшихся при добыче, медленно тронулись следом. Полон особых хлопот не доставлял. Ну, двигались медленно – а как еще пеший идти может? Скулили все время жалобно. Так и пусть скулят – лишь бы шли, куда гонят.
Полусотня тукаевского рода тем временем пронеслась по дороге через дубовую рощу и оказалась на широком лугу, посередь которого высился частокол, за которым поднимались крытые дранкой навесы и широкий, добротный дом.
– Сдавайтесь, русские! – на всякий случай крикнул Тукай-мурза. – Вы последние остались, все остальные сдались! Я буду милостив!
– Иди ты в задницу! – посоветовали из-за частокола, и даже уточнили: – В верблюжью задницу!
Тукай-мурза презрительно сплюнул и повел полусотню дальше по дороге. Однако первая же встреченная ими деревенька оказалась разоренной. Глава рода отвернул на малохоженную тропу, повел отряд туда и угадал: попал на выселки с одиноким домом и только отстроенным скотным двором – однако и здесь успели побывать их товарищи. Опытный воин покачал головой и повернул назад, к боярской усадьбе: там, охраняемые преданными воинами, и сберегались главные сокровища местных земель.
Тукаевский род встретился на луге перед частоколом не только со своими сородичами, охраняющими взятое добро, но и еще с двумя родами, соединенными одной и той же мыслью: самое доступное успели разобрать. Осталось то, что защищают.
Трое мурз съехались в виду боярского дома, договариваясь о совместных действиях. Переговоры прошли просто, поскольку Гирей еще зимой обусловил важный момент: с каждого рода по полсотни воинов. Значит, и риск предстояло делить на троих, и добычу тоже натрое.
Тукай-мурза вернулся к полусотне своего рода и сообщил:
– Мы прикрываем удар с левой стороны. Таран уже вырубили ногайцы Файзи-мурзы. Нужно выделить четырех воинов для таранного удара.
– Я пойду! – успел закричать первым юный Сайд. – Я хочу первым войти в боярский дом.
– Хорошо, – согласился мурза. – Пойдет Сайд, Рафаил... Мирхайдар и Габдулла.
Обрадованный доверием Сайд-Тукай первым дошел до таранного бревна, уже положенного на поперечные слеги, выбрал себе место впереди всех.
– Колотить в ворота не станем, – сразу предупредил воинов пожилой татарин, стоящий у одной с Саидом слеги. – Ворота неверные всегда укрепляют или заваливают изнутри. Ударим шагов на пять левее.
Оставшиеся верховыми нукеры с гиканьем понеслись к усадьбе, заворачивая в стороны. В воздухе зловеще зашуршали стрелы. Один из отрядов, обогнув крепость, стрелял через все селение по месту примерно перед воротами, внутри стен. Два других отряда, гарцуя по сторонам, сыпали стрелы туда же, не давая защитникам никакой возможности приблизиться к стене.
– Вел-лик Аллах, – крякнув от натуги, начал поднимать бревно пожилой татарин. Сайд-Тукай те же схватился за свою сторону слеги, положив ее на сгиб рук.
Побежали.
Тупо обтесанный конец со всего разгона врезался в кол с темным сучком посередине, и тот ощутимо дрогнул. Татары попятились, начали разгон снова. Удар. Кол откачнулся назад. Новый разбег, новый удар – между этим колом и соседними появилась щель шириной в ладонь. Оттуда моментально вылетела стрела, q пожилой татарин захрипел, хватаясь за горло. Послышался стон и за спиной Сайда. Молодой воин втянул как мог, голову, но не побежал: он не испытывал страха. Только азарт, неудержимое желание нанести еще один, последний, сокрушительный удар.
– А-а-а! – закричал Сайд-Тукай, оставшийся впереди один и силясь удержать враз пoтяжeлeвшee бревно. – Бе-ей!
Он побежал вперед, пытаясь направить таран в то же место, но не управился с весом и чуть-чуть промахнулся. Бревно тупо дрогнуло, пробивая преграду, и засело в щели между отклонившимся колом и соседним, еще стоящим на месте.
Молодой татарин, тяжело дыша, остановился, пытаясь сообразить, что теперь делать, а мимо, едва ли ему не по голове, протопали обутые в кожаные сапоги ноги. Он поднял глаза, увидел, как ринувшегося первым сородича сбили копьем, и как он повалился на другие, покачивающиеся за стеной острия. Опять тренькнула тетива лука, и послышался чей-то стон. Стреляли неверные – татары, боясь задеть своих, оборвали ливень из стрел.
Следующие трое ногайцев побежали по бревну, уже сами приготовив копья, принялись колоть сверху вниз, спрыгнули. Следом рвались другие. Кто-то поскользнулся, сверзился на землю, заползал на
