поколение.
— Эволюция! — выдохнул я. — Они хотели подтолкнуть эволюцию.
У меня затряслись руки. Доктор Эмерсон молчала — значит, я был прав. Мелькнула мысль о том, как Лейла, войдя в транс, рассказывала о каком-то месте. Неужели это правда?
— Чем там занимались дети?
— Их обучали, и вполне успешно. Думаю, они научились гораздо большему, чем ты за все годы в школе.
— Какой толк в учебе, если на них ставили эксперимент? — непонимающе спросил я.
Доктор Эмерсон вздохнула:
— С этим я тоже была не согласна. Ребят готовили к работе в «Тро-Дин». Тут все ясно — вряд ли они получили бы возможность работать вне стен лаборатории.
— Постойте. — Все эти события казались слишком странными для Мелби-Фоллз. — Как же тогда компания принимала людей в интернатуру и на работу, если эксперимент проводили тайно?
Она улыбнулась:
— Поверь мне, «Тро-Дин» — огромная корпорация, в ней можно работать годами и не догадываться, что идет эксперимент с автотрофами. У них всегда была — и сейчас есть — масса других проектов, которые обеспечивали финансирование этому эксперименту. Вот почему в новостях ежедневно рассказывают об успехах «Тро-Дин» в борьбе с глобальным потеплением, создании новых технологий для устранения разливов нефти и последствий аварий на ядерных реакторах. Им постоянно нужны новые сотрудники — те, кто никогда не получит доступа к наиболее важным исследованиям.
— Почему же вы не остались работать над одним из таких проектов?
Она покачала головой:
— Узнав, что к чему, я не могла равнодушно наблюдать за детьми. Наверное, они мне были слишком дороги.
Интересно, что в «Тро-Дин» собирались делать с подопытными, когда те вырастут.
— Если для того, чтобы приспособиться, нужно несколько поколений…
Доктор Эмерсон кивнула и добавила:
— И здесь наши мнения расходились. Для истинной эволюции необходимо перекрестное скрещивание участников одного этапа. Так у длинноногих ящериц появляется потомство с еще более длинными ногами. Я же считала, что это… нельзя оправдать никакими научными исследованиями.
Меня чуть не стошнило.
— А эксперименты на детях, по-вашему, оправдать можно?
Она выпрямилась:
— Для всеобщего блага — да. Родители имели полное право решать за них.
Я пнул ногой оттоманку:
— Можно подумать, они решали, пускать их на свидание или нет. Проснитесь! Они ведь отказывались от своих детей!
Скрестив руки на груди, доктор Эмерсон закрыла глаза.
— Все не так просто. Понимаю, звучит… странно. — Она снова открыла глаза. — Но как же решение мировой проблемы, которая с течением времени только усугубляется? Возьмем, к примеру, меня. Я езжу по стране, пытаясь убедить людей завести собственные сады и пересесть на автомобили с малым расходом топлива. Поздно, уже не сработает! Даже если мы изменим поведение, планету не спасти. А проект с автотрофами позволял продвинуться на несколько этапов вперед. Мы делали нечто действительно важное. Да, потребности небольшой группы принесли в жертву потребностям большинства. Однако большинство всегда важнее. — Она развела руками. — Разве нет?
Я подошел к дивану и опустился на колени возле Лейлы:
— А как же она? Чем это обернется для нее?
Доктор Эмерсон вздохнула и посмотрела мне в глаза:
— Именно поэтому я и ушла. Достичь желаемых результатов, оставаясь в рамках морали, не удавалось. И…
Рамки ее морали казались мне слегка размытыми. Но неожиданная пауза заинтриговала.
— И… что?
— Ничего.
— Договаривайте.
— Да просто… — Доктор нервно почесала щеку. — У части ученых планы шли еще дальше. Они рассматривали материальные выгоды.
Автотрофов на полках супермаркетов в ближайшем будущем я вообразить себе не мог.
Заметив недоумение на моем лице, она объяснила:
— Военные готовы платить огромные деньги. Представь только — отличные солдаты, которым не нужно ни еды, ни питья.
Я чуть не застонал. Именно об этом Хоган рассказывал на уроке биологии.
— Но ведь до этого не дошло?
Доктор Эмерсон покачала головой:
— И все же такая возможность остается. Кое-кому из ведущих ученых идея пришлась по вкусу. А я не могла смириться и как ни в чем не бывало наблюдать за детьми, которых в будущем, возможно, отправят в солдаты.
— И вам дали спокойно уволиться из «Тро-Дин»? Без вопросов?
Она усмехнулась, слегка прищурив глаза:
— Вопросы есть всегда. Никто просто так из «Тро-Дин» не уходит. Я, например, подписала договор о неразглашении и обязалась никогда не работать в конкурирующих компаниях.
— То есть? Никаких клятв на крови?
Доктор Эмерсон рассмеялась:
— Нет.
— А у вас был ребенок?
— Нет. — Она покачала головой, надолго задержав взгляд на Лейле. — В каком-то роде они мои дети. Я проводила с ними дни напролет. Учила их, и они учили меня… Мне страшно было думать о том, что с ними сделают ради достижения результатов.
— И вы их предали! — не выдержал я.
— Нет, конечно нет. Просто я ничего не могла поделать.
— В общем, руки у вас связаны.
Доктор Эмерсон на мгновение опустила голову, а когда снова подняла, ее глаза были полны слезами. Указав на Лейлу, она с трудом заговорила:
— Эти дети словно мои собственные. Бросить их было для меня самым тяжелым испытанием в жизни. Но и спокойно наблюдать я не могла.
— Чем вас шантажировали?
— Ими. Детьми. Такими, как Лейла. Мол, если кто-нибудь попытается помешать проекту, от них ничего не останется.
— Что с ними сделали бы?
— Все что угодно.
Я задумался.
— Но они же не могли причинить детям вред — разве это не сорвало бы эксперимент?
Она дернула плечом:
— Ты рискнул бы? Лично я — нет. Я ушла, чтобы больше никогда с ними не встречаться. А теперь…
— Как же те, у кого были дети? И кто не хотел отдавать их на опыты?
— То же самое. Договор о неразглашении.
Я покачал головой:
— Неужели компания могла поручиться, что вы не раструбите об этом по всему свету?
— Те, кто ожидал появления ребенка, знали, что стоит на кону. Их дети. Они никогда не будут в
