Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох

определенная часть?) слепы к тому, что происходит, а Иисус призывает их взглянуть на мир новыми глазами.

Зрение — новый взгляд — касается не только знамений времени, но и характера Бога. «Видеть» — это важнейший образ речения о птицах и лилиях: «Посмотрите на птиц небесных… Поглядите на лилии в поле» (Мф 6:26, 28; Лк 12:24, 27). Посмотрите, и вы увидите, что Бог питает и одевает их.

И сама форма учения Иисуса — притчи и афоризмы — приглашает слушателя посмотреть на мир свежим взглядом. Они направлены на то, чтобы радикальным образом изменить восприятие.

Метафора слепоты и зрения не только постоянно появляется в словах Иисуса, она же стоит за повествованиями об исцелении слепцов. В евангелиях три такие истории: две у Марка, одна у Иоанна. Без сомнения, они имеют метафорический смысл, даже если какие-то из них основаны на исторической памяти. Евангелисты приводят их ради более-чем-историческо-го смысла, как мы уже говорили в главе 3, у Марка исцеление слепца в Вифсаиде и слепого Вартимея (8:22–26, 10:46–52) «обрамляют» центральный раздел евангелия, посвященный следованию за Иисусом по «пути», который ведет к смерти и воскресению.[135] Обрести зрение, снова видеть означает увидеть Иисуса и пойти за ним по «пути».

Подобную функцию выполняет у Иоанна рассказ о слепом. Его исцеление позволяет Иисусу сказать: «Я свет миру» (9:5).[136] Исцеление говорит о том, что Иисус, «свет миру», выводит людей из темноты к свету и возвращает им зрение. Он дает просветление — такая религиозная метафора у большинства людей ассоциируется в первую очередь с религиями Азии. Но это важнейший образ и для Евангелия от Иоанна или для первых христиан в целом. В величественном и программном прологе к своему евангелию Иоанн возвещает, что Иисус «Свет истинный, Который просвещает всякого человека», и этот свет «пришел в мир»^{7} (1:9). Мы живем в слепоте, «во тьме», и не можем найти путь. Нам необходимо вернуть себе зрение, увидеть снова, чтобы наши глаза были открыты, прийти к свету, обрести просветление.

Живые мертвецы

Иисус говорил не только о зрячих, которые слепы, но и о живых, которые мертвы. Однажды Иисус произнес слова, которые многие относят к одним из самых радикальных его высказываний: «Предоставь мертвым хоронить своих мертвых».[137] Разумеется, это слова о живых — именно их Иисус называет «мертвыми», хоронящими мертвых. И у Луки, и у Матфея это речение стоит в контексте призыва следовать за Иисусом:

И сказал другому: следуй за Мною. Он же сказал: Господи, позволь мне сперва пойти похоронить отца моего. Но Он сказал ему: предоставь мертвым хоронить своих мертвых (Лк 9:60; Мф 8:22).

В рамках иудаизма долг похоронить своего отца относится к самым священным обязанностям, это даже важнее соблюдения субботы. Иисус говорит нечто неслыханное: следовать за ним важнее, чем выполнить эту обязанность.

Но маловероятно, что Иисус сказал эти слова лишь однажды и только потенциальному последователю, который сначала хотел похоронить отца. Трудно поверить в то, что он более не пользовался этим блестящим афоризмом. Это поразительные слова: «Предоставь мертвым хоронить своих мертвых». Их смысл ясен: иные пути жизни равносильны обитанию в Царстве мертвых. И одновременно здесь говорится о том, что можно покинуть царство мертвых. Подобно многим другим высказываниям Иисуса, это передает и осуждение, и приглашение.

Смерть как метафорический образ определенного пути жизни появляется также и в притче о блудном сыне. Дважды его отец говорит о «смерти» своего сына: «ибо этот сын мой был мертв»; «брат твой этот мертв был» (Лк 15:24, 32). Всем понятно, что блудный сын не умер, живя в чужой стране. Однако его жизнь в изгнании была как бы эквивалентом смерти. Можно быть мертвым, даже если ты жив.

Мы говорили о том, что метафору слепоты можно найти и в речениях Иисуса, и в повествованиях о нем. То же самое можно сказать о метафоре смерти. Она занимает важнейшее место в истории воскрешения Лазаря в Евангелии от Иоанна (11:1-44). Разумеется, это рассказ о «настоящей» смерти и «настоящем» возвращении к жизни умершего; в рамках повествования Лазарь не только был погребен, но и был мертв в течение четырех дней. Но как и многие другие повествования у Иоанна, это чисто символическая история, метафорическое повествование. Крайне мало (если такие вообще есть) ученых считают ее историческим воспоминанием. Разумеется, христиане, понимающие евангелие буквально, как отчет о фактах, с ними не согласны. Для них это рассказ об историческом событии, одно из самых поразительных чудес Иисуса. Но что бы мы ни думали об исторической достоверности истории, она передает более-чем-исторический смысл. Этот смысл мы сейчас и рассмотрим.

Тема данной истории, ее главное утверждение — одно из знаменитых речений Иисуса типа «Я есть», которые мы встречаем только в Евангелии от Иоанна: «Я — воскресение и жизнь» (11:25). История об исцелении слепца позволила Иоанну вложить в уста Иисуса слова: «Я — Свет миру»; подобным образом история о Лазаре позволяет ему сказать: «Я — воскресение и жизнь».

Эти слова звучат в разговоре Иисуса с Марфой, сестрой Лазаря. Марфа встречается с Иисусом около селения, где умер Лазарь. Между ними завязывается диалог (11:23–25) с любопытной структурой:

Иисус делает утверждение: «Воскреснет брат твой».

Марфа воспринимает его слова буквально, а потому неверно: «Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день».

Иисус исправляет ее ошибку: «Я — воскресение и жизнь».

Подобная структура повторяется в повествовании о беседе Иисуса с Никодимом (3:1-10):

Иисус делает утверждение: «Если кто не родится свыше [другие возможные переводы: „заново“, „снова“], не может увидеть Царства Божия».

Никодим воспринимает его слова буквально, а потому неверно: «Как может человек родиться, будучи стар? Может ли он вторично войти в утробу матери своей и родиться?»

Иисус исправляет его ошибку: «Надлежит тебе родиться от Духа».

В обоих случаях мы видим переход от буквального смысла к метафорическому.

Подобное происходит и в повествовании о Лазаре. Тема разговора перемещается от буквального смысла к метафорическому и от будущего времени к настоящему. Марфа говорит о будущем воскресении «в последний день». Иисус переходит на настоящее время: «Я — воскресение и жизнь». Для Марфы воскресение — это будущее событие в конце времен, но Иисус исправляет ее ошибку и говорит о воскресении в нынешней реальности. Метафорический смысл события ясен: Иисус есть «воскресение и жизнь», а потому он несет жизнь умершим, подобно этому Иисус как «свет миру» возвращает зрение слепым.

В метафорическом смысле Лазарь — любой «обычный человек», который мертв, связан и лежит в гробнице. Рассказ кончается драматичной сценой, когда Лазарь выходит из гробницы в своем погребальном уборе: «И вышел умерший, связанный по рукам и ногам погребальными перевязями, и лицо его было обернуто платком. Говорит им Иисус: развяжите его и пустите его идти» (11:44). Иисус, «воскресение и жизнь», зовет людей, лежащих во гробах, дает им жизнь и делает их свободными. Что бы мы ни думали о том, «было ли это на самом деле», эта история обладает более-чем-историческим смыслом. Иисус есть воскресение и жизнь — причем не в последний день, а уже сейчас.

Разумеется, в этой истории, как и в большинстве других историй у Иоанна, вряд ли описываются реальные поступки и слова Иисуса. Это — послепасхальное свидетельство Иоанна об Иисусе, отражающее опыт его общины. Первые христиане знали, что Иисус привел их от смерти к жизни, от мрака — к свету. И они использовали эти образы в соответствии с учением Иисуса, более того, засвидетельствовали, что эти метафоры крайне важны для его учеников после Пасхи.

Изгнание

Метафора изгнания глубоко вплетена в ткань евангелий. Это всеобщий и архетипический образ положения человека, а одновременно он глубоко укоренен в историческом опыте Израиля. В VI веке до н. э. Иерусалим и Царство Иуды (которое позднее стали называть Иудеей) было покорено Вавилонской