Чужая весна

И все яблоневые деревья,
Что в саду когда-то росли,
Среди облачного кочевья
Вырастают из райской земли.

По особенному, по другому
Там сияет закатный час.
И отец мой бродит по дому,
Поджидая к себе всех нас.

1940

Над могилой отца

Над могилой отца в колокольном просторе
Плыло утро воскресное в ясных лучах.
Голубей воркотня над церковном притворе,
Голос памяти вечной, роса на цветах…

Над гранитным крестом шелестел без умолку
Подрастающий тополь прохладной листвой.
Под стеклом полинялые ленты из шелку.
За годами года… Нерушимый покой.

Над могилой отца проносились снаряды,
Мерзлой глины тяжелой взлетали комки.
И, ровняя с землею кресты и ограды,
Шли по кладбищу гулкие броневики.

Ни следа не осталось на поле изрытом,
Там, где лавой железной война протекла.
Над гранитным крестом, на осколки разбитым,
В дым и пламя обрушились колокола.

1940

«По чужой вечерней дороге…»

По чужой вечерней дороге,
Мимо темных осенних дач…
Отголоском острой тревоги
Где-то слышится детский плач.

Ни людей, ни огней. Только тучи,
Да печальная сырость в полях,
Только шелест березы плакучей,
Да шуршанье травы в колеях.

Поездов далеких взыванья
Так пронзительны в тишине.
…Только ветер воспоминанья,
Горький ветер навстречу мне.

1941

Сирень и ласточки

Изнемогают душные сирени
От непосильной пышности кистей.
Надстольный зонт дает немного тени,
И солнце жжет узоры скатертей.

Все в башнях, трубах небо городское
Над ласточкою — музою весны.
Но ей ли, быстрой, думать о покое
В самозабвенном счастье вышины.

Лишь петь и славить синий мир беззлобный,
Полуденную солнечную тишь…
Но вдруг над улицами вой утробный
Тревогу в небе возглашает с крыш.

Опять — подвалы, узкие темницы,